Думаю, они даже не знали, куда прибыли, когда причалили к берегу. Может, в Йорке уже нет никаких норманнов.
— Там есть норманны, — возразила Стилиана. — Хотя и немного.
— Как это, госпожа? Тут огромное поле мертвых, которое могло бы обрадовать самого Одина, — сказал Агни. — Разве мог еще кто-то остаться?
— Да. Те, кто их хоронил, — ответила Стилиана. — Король Свен сбросил бы всех в одну могилу или сжег бы всех разом. Тут наверняка остались норманны.
Тола оступилась в непроглядном тумане. Еще одно войско. Еще больше убийц. Под предводительством Стилианы варяги стремительно двигались вперед, и отсутствие видимости им не мешало. Госпожа беспокоила Толу. Она не могла как следует читать ее душу и не понимала ее намерений. Магические символы, так ярко светившие издалека, теперь были не видны. Пробираясь к городу вместе со своими спутниками, она продолжала слышать их приглушенные стоны, звон и тихую песню, доносившуюся непонятно откуда. По крайней мере, думала она, они ведут в сторону города.
В первый раз Тола задалась вопросом, что она здесь делает.
В обществе бандитов она просто убегала, и чувствовать себя их слугой или рабыней было гораздо лучше, чем быть изнасилованной и убитой. Теперь она слепо шла навстречу неизвестной судьбе, служа женщине, у которой, вне всяких сомнений, на уме не было ничего хорошего. Она пошла с ней по той же причине, по которой согласилась идти с Исамаром, — ей просто некуда было идти. Ей пришлось выбирать между обществом людей, которые, как она подозревала, желают ей зла, и одиночеством в стране, полной норманнов, которые однозначно желали ей зла.
Когда она в последний раз ела? Очень давно. Ее одолевала дремота, холод пробирал до костей.
Тола посмотрела на Исамара. Стена страха, закрывающая его, упала, но теперь она чувствовала, что его мучает сложное глубокое смятение. Небо за облаками посветлело, похоже предвещая рассвет, но в тумане ей был виден только идущий впереди нее человек. В воздухе пахло дымом, туман был пропитан едким запахом горелой плоти и соломы.
Норманны были близко. Дух ее сжался от неподвижности и холода, и единственное, что имело значение, — это онемевшие ступни и ладони, дрожь в теле и боязнь умереть. От движения по ее телу разлилось тепло, и дух поплыл по долине, чувствуя захватчиков гак, словно она была одним из них, — сидела с ними у огня, успокаивала их коней, ждала, когда рассеется туман, чтобы снова начать резню.
Северяне не давали себе отдыха: остановиться — значит замерзнуть, говорили они. Дым становился гуще, напитывая туман сухим, горьким похоронным запахом. Наконец впереди проступили очертания огромного сооружения. У Толы перехватило дыхание. Никогда в жизни она не подходила настолько близко к такой громадине. Над ней нависали, уходя куда-то в туман, стены Йорка.
Чтобы их отряд не заметили, Стилиана быстро провела людей вперед, и они собрались прямо под стенами. Тола видела, что стены состоят из наваленных друг на друга камней, залепленных потрескавшейся землей. Их, видно, укрепляли деревянными бревнами. Дух ее, как заяц, быстро побежал вдоль стен.
Агни оперся на свой меч.
— У ворот есть охранники?
— Тут рядом двое, — сказала Тола.
Она ясно видела их, почти сама была ими. Их злило, что приходится выполнять такое нелепое задание: стоять здесь и всматриваться в густой туман. Она чувствовала на языке мягкий смолистый привкус их негодования. Один из них был знатного происхождения и предпочитал выезжать за ворота верхом, а не торчать тут часовым.
— Только двое? — уточнила Стилиана.
— Да, на часах.
Тола направила сознание в город. Сколько в нем горя и страдания! — те же мучения, что в деревнях, но сконцентрированные в одном небольшом месте. Впрочем, не все чувствовали себя несчастными. Там были и завоеватели — взволнованные и утомленные. Один воин устал, он явно повидал уже достаточно резни, чтобы хватило на всю оставшуюся жизнь. Другой с радостным возбуждением наблюдал, как поднимается туман и город снова охватывает ужас.
— Внутри гораздо больше, — после паузы добавила Тола.
— Где ворота? — спросила Стилиана.
Тола показала вдоль стены.
— Стражники начеку?
Тола стояла, постукивая по нёбу кончиком языка, словно пытаясь ощутить странный незнакомый аромат.
— Они замерзли, и один хочет сыграть в кости, — ответила Тола. — Другой отказывается, потому что боится, что его надуют.
— Ты читаешь их мысли? — спросил Раннвер.
— Нет. Больше их чувства.
— А я что чувствую?
Это было легко. От него вместе с запахом кислого вина исходил цинизм.
— Не можешь сказать? Ты надежнее меня, я вижу только проблески.
Он хмыкнул.
— Ты мне не веришь? — спросила Тола.
Раннвер опустил глаза.
— Если госпожа доверяет тебе, то не мое дело называть тебя лгуньей.
— Что делать? — спросил Агни. — Спускаться вниз, выдавая их за рабов?
— Ты достаточно хорошо говоришь по-норманнски?
— Нет.
— Что тогда?
Агни посмотрел на стены. Они были неприступны.
— Датчан наверняка впустили внутрь, — едва слышно пробормотал Исамар. — В городе полно норвежцев и их потомков. Открыть ворота города было бы не трудно.
— Возможно, они поднялись вверх по реке, — предположил Раннвер. — Как по мне, так это гораздо проще. Кроме того, под рукой будут корабли для отступления, если запахнет жареным.
— Норманны перебили бы всех в городе. Им не нужны проблемы внутри городских стен, — сказал Агни.
— Откуда ты знаешь? — спросил его Раннвер.
— Что бы ты сделал, если бы кто-то предал тебя врагам?
— Пожалуй, справедливо.
— Я займусь ими, а вы быстро пройдете в ворота. Гам их всего двое, говорите?
— Да, двое, — сказала Тола.
Она снова почувствовала, как на геле замерзает пот.
Агни ковырнул носком ботинка потрескавшуюся землю на стенах. Она тут же рассыпалась. Он отодвинул деревянные балки, укрепляющие стены, и поставил ногу между оревном и стеной. Этого хватило, чтобы подтянуться до торчавшего из стены неровного камня. В этом месте было легче взбираться, и он стал карабкаться вверх. Мгновение — и он уже лежал на стене, так что снизу были видны только его башмаки. Затем они исчезли, и Тола догадалась, что он стал спускаться вниз.
— Слишком легко, — заметил Дири.
— Не так уж легко, когда на тебя льют огонь и бросают камни, — сказал Раннвер.
— Можешь представить себе, чтобы вот так же взбирались на стены Константинополя? Где бы их ни осаждали, воины спокойно ужинали и смотрели на осаду, уверенные, что скоро противнику надоест и он отступит.