– Побольше возьмите еды, – вступилась в разговор Сочигэл. – И оденьтесь потеплее, ночью будет холодно.

– Да, ночами здесь уже настоящая осень, – поддержала ее Оэлун. – Оденьте зимние рубахи и штаны.

Отправив Бэктэра с Хасаром в дозор, Тэмуджин крепко призадумался. Неподвижно сгорбившись на хойморе, он не отвечал на вопросы матерей, на назойливые приставания сестренки, и те, забрав с собой Тэмулун, ушли в молочную юрту. По слову Оэлун, Бэлгутэй сходил в лес и привел Хачиуна с Тэмугэ из их травяного балагана.

Оставшись один, Тэмуджин, придавив нежданную тревогу на сердце, безответно изнывал над одним и тем же вопросом: зачем они вдруг понадобились дядьям.

«Улуса нет, для них мы лишняя обуза, – перебирал он в уме. – Или Даритай снова захотел забрать к себе знамя?.. Тогда почему не его, а Хутугты нукеры ищут нас?.. А может быть, нойоны решили передать знамя Унгуру, а нас для приличия хотят пристегнуть к Бури Бухэ и Ехэ Цэрэну? Если это так, то они придут сюда вместе с нукерами, чтобы силой отобрать знамя и угнать нас на Агу, подальше от глаз соплеменников. Сделать это постараются без шума, значит, нукеров будет не слишком много, едва ли больше десятка…»

Обдумав все и взвесив, Тэмуджин позвал Бэлгутэя.

– Сейчас поедешь в стойбище хамниганов и обратишься к старейшине. Поклонишься от меня, спросишь о его здоровье и благополучии в его доме. Потом передашь ему мои слова, запоминай: «Мои сородичи идут ко мне в гости, но я не знаю, хотят они со мной говорить или собираются меня пленить. Их будет немного, и если они позарятся на мой очаг, можно легко перебить их стрелами из-за лесных зарослей. Я хочу спросить вас: не могли ли бы вы прислать в помощь ко мне пятерых ваших сыновей, которые знают тайгу как свою переметную суму, а зверей умеют бить и в кромешной темноте. И если такое случится, не поможете ли вы мне потом выбраться из этих гор на юго-западную сторону, в кереитскую степь? В таком случае я мог бы вам оставить в подарок четыре добротные юрты, двух молочных коров с годовалыми телятами, два больших чугунных котла и много других вещей».

Бэлгутэй внимательно слушал, глядя ему в рот, запоминая.

– Запомнил? – спросил Тэмуджин, закончив.

– Запомнил, – подтвердил Бэлгутэй.

– Ни слова не забудешь?

– Нет.

– Ну, поезжай поскорее. Вечером будь здесь с ответом.

Тот встал и, перед тем как выйти, поклонился ему как нойону, прижав правую руку к груди. Тэмуджин ответно склонил голову. «Хороший парень и рад принести пользу, – с теплом на сердце думал он, глядя на опустившийся за ним полог. – Только Бэктэр мутит ему голову…»

День прошел в тоскливом ожидании. Оэлун варила изюбриные кости и, глядя, как томится Тэмуджин, налила ему чашку подогретого архи, но ни к питью, ни к еде он не притронулся.

Перед сумерками вернулся Бэлгутэй. Едва заслышался топот копыт с западной стороны, Тэмуджин вышел к нему навстречу. Лицо у Бэлгутэя сияло.

– Ну, что? – Тэмуджин взял его коня за поводья.

– Я привел их, брат, – торжествующим голосом негромко сказал Бэлгутэй и спустился с коня. – Всех пятерых.

– Уже? – тая радость и облегчение на сердце, расспрашивал его Тэмуджин. – А как же они поспели за тобой, ведь у них нет лошадей.

– Они знают прямую дорогу. Я ехал берегом реки, а они через горы, встретились мы у белой скалы. Да они по тайге идут как косули, и даже быстрее чем верхом.

– И где же они сейчас? – Тэмуджин недоуменно оглядел поляну.

– Они остались в лесу. Старший их мне сказал: мы пока не будем показываться, а то, может, ваши гости уже приехали. Ты, говорит, сначала узнай, а потом и нам скажи. Хитрый человек оказался.

– Умный человек, это хорошо, – окончательно успокоившись, Тэмуджин посмотрел в дальний край поляны. – Я сам пойду их встречать.

Хамниганы ждали его за первыми же кустами. Приветливо поздоровавшись с ними, поговорив о погоде в последние дни и об охоте на зверя, он повел их к стойбищу.

До темноты они выбрали удобные места в ближайших зарослях, где должны были спрятаться хамниганы. Договорились, что если от него будет знак – резкий взмах правой рукой – те без промедления расстреляют всех его гостей.

Ночевать в юрте хамниганы отказались, сказав, что не любят запаха овечьей шерсти и пожелали спать в лесу. Тогда Тэмуджин отвел их в балаган Хачиуна и Тэмугэ и те, увидев сухое и обжитое место, обрадованно закивали головами:

– Оказывается, у вас есть и лесное жилье.

– Лучшего нам и не надо.

Отказались они и от одеял и шуб, предложенных Тэмуджином.

– Хамнигану не нужно тепло, – сказал ему старший. – От тепла появляются вши.

XI

На другой день небо над долиной разъяснилось. С рассвета по обеим хребтам в сторону верховья кочевали поредевшие остатки туч. Солнце, отчужденное и холодноватое после долгого ненастья, скупо сияло сквозь рваные бреши в них. Деревья шумно раскачивались под прохладными порывами ветра. На реке вдоль берегов играли волнистые темные ряби, и ветер заглушал шум воды на перекатах.

Бэлгутэй с одним из хамниганов отправился на охоту: матерям понадобилось свежее мясо – надо было кормить многочисленных гостей.

Тэмуджин до полудня не выходил из большой юрты. Сидя на хойморе, он тщательно готовил слова, которые хотел высказать своим старшим сородичам при встрече. Получив помощь от хамниганов, он снял с души тревогу и теперь почти спокойно ждал приезда дядей. Он был уверен, что они зашевелились вновь из-за его знамени, других догадок, как он ни искал, не находилось.

«Наверно, Унгуру решили его отдать, раз не Даритай, а сам Хутугта взялся за хлопоты, – в груди у него снова зашевелилось горячее чувство обиды. – Унгура хотят поднять в роду из молодых парней, а нас, детей Есугея, решили засунуть в нукеры к Бури Бухэ. На большее ума не хватило, а сами, наверно, довольны и думают, что мудрое решение приняли… А может, есть еще и другое: мстят отцу, унижают его после смерти, задвигая детей, помня, как боялись его живого и слушались. Ну, хорошо, скоро вы узнаете, чем вам эта подлость обернется…»

Обдумав все и взвесив, Тэмуджин про себя окончательно решил: если дядья после его отказа на требование отдать знамя попытаются взять его силой, он убьет их с помощью хамниганов, а потом уйдет к хану Тогорилу. Послужит ему, сколько придется, а потом попросит его помочь вернуть от тайчиутов улус отца. «Он не может не помочь, когда у меня на руках отцовское знамя, – убедительно внушал он себе, стараясь набраться уверенности в этом. – Отец говорил, что он не забывает добро…»

Размышляя так, Тэмуджин ни жалости к своим дядьям, ни угрызений на сердце у себя не чувствовал. Были только обида и раздражение на их нежелание оставить его в покое. «Бросили перед самой зимой как чужих, думали, что мы тут сдохнем, – злорадно думал он. – А сейчас хотите последнее отобрать? Пеняйте теперь на свои глупые головы. Еще дед Тодоен велел вам оставить знамя при мне – вы не послушались. И перед предками теперь вы сами будете виноваты. С вас, а не с меня они спросят за все…»