– А ну! – старик в рыбьем халате обернулся назад, крикнул проходившему у соседней юрты молодому мужчине. – Вы что там, спите все, что ли? Не видите, что вокруг делается. Посмотри туда и поскорее позови сюда мужчин…
Тот посмотрел в степь и тут же встрепенувшись, подбежал к пологу ближней юрты… На другой стороне куреня раздался запоздалый собачий лай и оттуда серая лохматая свора устремилась навстречу непрошенным гостям. Издали было видно, как те придержали коней и двое из них, обскакав табун стороной, умело перевели его на шаг, прижимая к высокому берегу.
У крайних юрт стали собираться мужчины. За ними, высыпая из глубин куреня, быстро набиралась толпа женщин и детей. Все напряженно смотрели на восток. Доившие коров женщины, примолкнув, испуганно оглядываясь, быстро доцеживали молоко и спешили поближе к людям.
Старики распорядились заседлать им коней. Наскоро собравшись, сопровождаемые десятком вооруженных мужчин, они рысью выехали навстречу медленно приближавшемуся табуну.
Там уже заливались в хрипе и лае куренные собаки, подковой обхватив скучившихся всадников, не давая им хода. Те отбивались от них ургами и плетями. Одноглазый старик, рысивший впереди своих, дал знак молодым и те, выскакав вперед, отогнали собак.
Приблизившись к ним, старики из куреня с удивлением переглянулись между собой: те почти все были такого же преклонного возраста, как и они, лишь двое среди них были подростки лет десяти.
Семеро пришлых стариков отделились от табуна, подъехали к куренным. Впереди выступал полнотелый еще, не потерявший воинской ухватки старик, крепкой рукой придерживал зло похрапывавшего белолобого жеребца. Сдержанно поздоровались.
– Мы подумали, что это молодые озорничают, топчут наши пастбища, – укоризненно заговорили куренные. – А тут, оказывается, люди все почтенные; что заставило вас на старости лет с табунами по степи носиться?
– Война! – ответил передний старик. – Мы подданные кият-борджигинского нойона Бури Бухэ. С начала лета мы стояли с табуном выше Аги, а вчера вечером от нашего нойона прискакали гонцы с вестью, что с запада на нас напали меркиты большим числом воинов. Всех, кто может биться с оружием, забрали на войну, даже женщин взяли, а нас, стариков направили спасать лошадей. За нами идут кочевья с коровами и овцами, а по той стороне Онона должны были идти подданные Ехэ Цэрэна, но успели они сняться или нет, нам неизвестно. Да и вам оставаться здесь опасно… – старик устало снял шапку, вытер пот со лба. – Уходите тоже.
– Что же это получается? – переглянулись куренные старики. – Надо уходить?
– Одно ясно, что не ждать, – высказался старик в рыбьем халате. – Пока есть время, надо сниматься.
– Вы двое скачите в главный курень, – уже распоряжался одноглазый старик, обращаясь к молодым мужчинам. – Передайте нойону все, что слышали, да скажите, что мы со скотом идем в сторону зимних пастбищ, поближе к тайчиутам. Остальные поднимайте народ, пусть снимают юрты и запрягают арбы.
Те молча тронули к куреню.
– Кого-нибудь пошлите на этот берег! – кричали старики им вдогонку. – Пусть сообщат в табун с кобылицами, а те пусть овечьим пастухам передадут.
Поговорив еще немного, подданные Бури Бухэ распрощались со стариками куреня, снова двинули свой табун, охватывая его полукругом и разгоняясь крупной, размашистой рысью. Одноглазый старик посмотрел им вслед, одобрительно усмехнулся:
– За шестьдесят каждому, а не потеряли еще сноровки.
– Враги придут, не захочешь да помолодеешь.
– Смотрите еще, как бы нас на войну не погнали…
– Быстрее уходить отсюда подальше.
– Верное слово вовремя сказано.
Понукая коней поводьями, они торопливым шагом возвращались к куреню. Перед ними разоренными осиными гнездами поднимались айлы, в лихорадочной суматохе собирались, глядя на ночь, в кочевку.
Бури Бухэ и Ехэ Цэрэн, уставшие от многодневного пьянства, как-то опохмелились вместе и решили, что пора, наконец, бросить пить и по-настоящему взяться за дела. Стали обдумывать, что им такое нужное, полезное по хозяйству можно было бы сделать. Перебрав одно, другое, они брезгливо отмахнулись от ежедневной скуки в табунах и решили, что лучше пойти на кого-нибудь в набег: тут можно было и добычу найти, и нукеров своих одарить за службу, да и самим встряхнуться, взбодрить застоявшуюся кровь.
После недолгого спора, на кого им идти – на меркитов или татар – они договорились идти на меркитов, на тех, которые с началом лета появились на западных берегах Ингоды. Незадолго до этого люди Бури Бухэ были там проездом и видели, что у них пасутся хорошие кобылицы с лончаками.
– Это не их земля, – расширив глаза и брызгая слюной, доказывал он Ехэ Цэрэну. – Они тут никогда не жили.
– Да, пока они там не закрепились, надо их отпугнуть, – с непримиримым видом вздрагивая головой, тот соглашался с ним. – А то придут со всеми куренями и тогда уже никакими силами не прогонишь.
– А потом еще, глядишь, и на наши земли позарятся, – ворчал Бури Бухэ, зло кося на него красными от архи глазами.
Переждав дневную жару за выпивкой, в ночь они подняли по полусотне своих нукеров и без лишних разговоров двинулись на северо-запад.
Через день в серых утренних сумерках они вышли к Ингоде. Вброд перешли реку. Над водой поднимался жидковатый туман. Ниже по течению виднелись два десятка небольших серых юрт, чуть ближе, в низине тут и там неподвижно дремали лошадиные косяки – всего до полутораста голов.
Протрезвевший за дорогу Ехэ Цэрэн заметно подрастерял свой боевой дух, каким он запасся за пиршественным столом. Он обычно воровал скот не так, как сейчас – почти открыто и из-под носа у хозяев, да еще соседей – а ловко уводил их у дальних племен перед снегопадами или большими дождями, потом долго плутал с ними по степи, заметая следы. Здесь же было все по-другому и была слишком большая опасность быть узнанными. Он предложил было бросить это рискованное дело и возвращаться домой, но Бури Бухэ зло отмахнулся от него:
– Ты все время встаешь на полпути! А что мы теперь скажем нукерам, что испугались, что ли? Нет уж, ты, если хочешь, уходи, а я не сверну с начатого пути.
Подошли поближе. Два десятка воинов Ехэ Цэрэна, сноровистые в угоне табунов, тихим шагом тронули меркитские косяки к броду, остальные встали сзади, прикрывая от стойбища.
Вскоре там залаяли собаки. Стойбище проснулось, раздались крики…
Табун с шумом и плеском переходил реку по броду, когда три десятка меркитов спросонья бросились за ними в погоню. Их остановили стрелами. Ехэ Цэрэн, перейдя реку, с высокого берега видел, как меркиты уносили нескольких своих убитых и раненых, как одна лошадь, сильно мотая головой, хромала в сторону с прочно засевшей в коленной чашке стрелой, а другая, испугавшись чего-то, бешеными скачками понеслась в степь, и длинные поводья волочились у нее под ногами…