На этот раз тот встретил Мэнлига пышно и торжественно. Позвал шестерых своих сотников, оказавшихся в это время в курене и, усадив Мэнлига рядом с собой на хойморе, потчевал как близкого человека. Сам он держался важно, словно независимый нойон и, подвыпив, много рассуждал о жизни в степи.
– Времена изменились, – говорил он, искоса поглядывая на Мэнлига. – Порядок нарушился, а рода монголов теперь бьются между собой. А раз так, мы сами будем выбирать себе дорогу. Мы больше не будем слушать никаких нойонов. Ведь куда они нас зовут? Со своими воевать!.. Таргудай недавно позвал нас на войну с джадаранами, мы открыто отказались… Он ничего не сказал нам в ответ, значит, опасается трогать. И отныне мы будем жить своей головой. Хватит нами помыкать, мы не его нукеры!..
Сотники его одобрительно кивали головами, соглашаясь с ним.
«Почувствовали волю, пока смута, – думал Мэнлиг, незаметно приглядываясь к ним. Он мелкими глотками прихлебывал горячий суп. – Надо их отрезвить…»
– Как здесь травы? – спросил он. – Я видел, что повсюду вытоптано. Ведь куреней тут с начала лета не один десяток кочевало. Как зимовать будете?
– Ты видел то, что у реки, – беспечно махнул рукой Саган. – А по краям немало осталось нетронутого, нам хватит… А ты что, приехал нас бескормицей пугать? Я ведь знаю, что ты не просто так в такую даль приехал. Ну, говори, что у тебя есть, а мы послушаем.
– Потом поговорим, – сказал Мэнлиг, твердо посмотрев ему в глаза. – Дело у меня к тебе непростое.
– Ладно, потом так потом, – согласился тот. – Мы никуда не торопимся. Отдыхайте с дороги, пейте, ешьте…
Наутро, оставшись с хозяином наедине, Мэнлиг приступил к главному разговору. Склонившись к нему у очага, он тихим, доверительным голосом начал:
– Я приехал к тебе с плохой вестью, Саган-аха. Сын мой Кокэчу часто бывает в тайчиутском курене, у него там свои люди и через них он узнает, что там делается. Недавно он услышал, что нойоны и старейшины борджигинов собираются поделить ваш тумэн на мелкие части и развести по ближним улусам. Я вчера не хотел говорить при твоих людях, потому и промолчал, а сейчас нам с тобой надо решить, как теперь быть.
– Вон как они решили, – Саган, уже опохмелившийся, весь подобрался на месте и хищно прищуренными глазами уставился на него. – Это происки Таргудая, мне теперь все ясно. После того, как мы отказались ему помогать в войне со своими, он затаил на нас зло.
– Может быть и Таргудая, – соглашался Мэнлиг. – Но если совет старейшин это решит, то вам нельзя будет отказаться, ведь войско Есугея по закону принадлежит не вам, а борджигинским нойонам…
– Что нам теперь делать, уходить?
– Дальше по Шэлгэ идти вам опасно, там татары слишком близко, узнают, что это войско Есугея и тогда вам не сдобровать. – Помедлив, глядя на озадаченного Сагана, он сказал: – Я думаю, что лучше всего будет вам идти к джадаранам.
– И воевать против борджигинов? – тот недоуменно посмотрел на него. – Только что оторвались от одной смуты, а теперь туда же, только с другой стороны?
– Ты подумай хорошенько, – Мэнлиг положил руку ему на плечо. – Джадараны не имеют никаких прав на войско Есугея и вам с теми нойонами будет полегче, чем с тайчиутскими, это одно. А другое – то, что ты хорошо знаешь: борджигинские нойоны вместе с самим Таргудаем на самом деле люди все мелкие и трусливые. Когда они узнают, что вы перешли к джадаранам, а с ними теперь и джелаиры, и хонгираты, и олхонуты и другие, они побоятся завязывать со всеми войну.
Саган долго молчал, будто забыв про гостя, хмуря седые брови, обдумывал.
– Видно, ты говоришь верно, – наконец, очнулся он от забытья. – Только вот кто нас с этими джадаранами сведет? Я сам их не знаю, проситься к ним, значит, себя поставить в зависимость…
– Я поговорю с ними, – решительно сказал Мэнлиг. – Я знаю их, они с радостью примут вас к себе.
– Ну, это другое дело, – повеселел Саган. – Теперь неплохо и выпить за новое дело.
Он разлил архи и, беря свою чашу, сказал:
– А ведь я, Мэнлиг-аха, тоже не совсем уж глупый человек, я нутром своим понимал, что тайчиуты не оставят нас в покое, особенно после нашего отказа идти на войну. Только я не думал, что так быстро обернутся на нас.
– Ну, это понятно, – выпив, Мэнлиг взял холодное баранье ребро. – Борджигины на наследство Есугея как на свое владение смотрят, только теперь-то вы для них далеко будете. И здесь сомнений у вас быть не должно, и ты это скажи своим тысячникам: у вас полное ваше право так поступать, ведь вы улус своего нойона спасаете, сохраняете для его прямого наследника. Если вас старейшины будут обвинять или кто-то еще будет вопросы задавать, так и говорите: «Мы верны своему нойону, а другие нам не указ».
– Да, теперь-то они нам, пожалуй, и в самом деле не указ.
Уезжая в тот же день, Мэнлиг договаривался с Саганом:
– Скоро к вам прибудет гонец от джадаранского Хара Хадана, скажет, на какие-урочища вам кочевать, а вы приготовьтесь, решите, как и какой дорогой идти.
– Мы сначала пойдем так, как будто идем к тайчиутам, мол, образумились и подчинились призыву Таргудая. Пройдем ононские степи, а там в одну ночь оторвемся от борджигинских владений…
– Ну, пусть помогают вам западные боги, а мы за вас помолимся.
Обратно Мэнлиг ехал не менее спешно, торопясь сообщить джадаранскому Хара Хадану, что ему удалось склонить на его сторону отборное войско Есугея. Прибыв на Керулен, он сначала заехал в его курень, рассказал ему обо всем в самых лучших красках, чем несказанно обрадовал его, и лишь затем отправился в свое стойбище в верховье реки.
* * *
В начале первого осеннего месяца тумэн Есугея вернулся с низовий Онона. Стремительно пройдя мимо ощетиненных караулами и дозорами родовых куреней, тумэн вышел к верховью Шууса. Всем встречным, что попадались на их пути, воины Есугея говорили, что идут на помощь к тайчиутам в их войне с джадаранами и потому продвигаются к южным границам борджигинских земель.
Постояв на Шуусе двое суток, поджидая отставших, на седьмой день луны все десять тысячных отрядов со скотом и семьями в ночь снялись с Шууса и в три дня достигли Керулена, заняв заранее освобожденные для них земли по реке Цариг, между владениями джадаранов и джелаиров. Таргудай, с похмелья поздновато узнавший о прибытии есугеева тумэна с низовий, и радостно ожидавший норовистых тысячников к себе с поклоном, остался ни с чем.
С этого времени силы противостоявших между собой ононских и керуленских родов племени монголов уравнялись. Отборный тумэн Есугея был внушительной силой, открыто противостоять которой никто не решался. И борджигины, до этого безнаказанно обиравшие другие рода, обвиняя их в том, что они мирно уживались с пришельцами, теперь приутихли, уняли свой ретивый гонор.
Мэнлиг, тихо живя в своем стойбище там же, в верховье Керулена, довольно улыбался про себя: «Нет, еще не закатилось солнце великих шаманов рода хонхотан, сила наша такая, что мы еще будем править родами в монгольской степи…» Позже он был в стойбище у Тэмуджина и наедине рассказывал ему о том, как удалось сохранить войско, уломать тысячников: