Ранее уже отмечалось, что русский мужик издревле был, по необходимости, и воином. То есть, мечом русский мужик владел не хуже, чем оралом, которое ему, увы, слишком часто приходилось менять на меч. При этом и киевские, а затем и суздальские, князья вооружённого мужика на боялись, а рассчитывали на него как на воинский резерв.
Воспользовался этим резервом и князь Александр Ярославич, так что псам-рыцарям противостояли не неопытные пахари, которые лишь вчера впервые взяли в руки оружие и разбежались бы от одного вида наступающего грозного «бронного» войска, а люди, способные держать удар мощного рыцарского клина до тех пор, пока не станет возможным русский обходной маневр.
Действия Невского были успешными: тевтонов выбили из Копорья, затем – из Пскова. Наконец, 5 апреля 1242 года рыцари и русские встретились на Чудском озере…
Эта битва была названа «Ледовым побоищем» и таковым и была. Вначале традиционный рыцарский строй «свиньёй» протаранил русские порядки «большого полка», но затем произошёл не менее традиционный для русских фланговый охват «свиньи» полками «правой» и «левой руки» и удар с тыла резервного полка.
Кроме напора, воинского умения и мечей русским помог ещё и, как сказали бы либералы, «генерал Лёд»… Как говорится, «осенний лёд тонок, да цепок, а весенний толст, да рыхл». Весенний лёд не выдержал, и бегущие рыцари в тяжёлом вооружении стали тонуть.
Западная угроза была нейтрализована более чем на полвека – Тевтонский орден предпочёл иметь дело с литвой и поляками, шведы тогда тоже поумерили свои аппетиты. В 1256 году они попытались заложить на берегах Наровы опорный пункт, но вскоре от этой затеи отказались.
Победы Александра заинтересовали Батыя-Бату, и он вытребовал молодого князя в Сарай-Бату, куда Александр и поехал в первый раз в 1242 году, где был принят с почётом. Второй раз он ездил туда с родным братом Андреем в 1247 году – после смерти в Орде отца. Из Орды Андрей вернулся с ярлыком на великое владимирское княжение, хотя был младше Александра.
Андрей был птицей невысокого полёта и, судя по его судьбе, не без амбициозных и авантюрных наклонностей. Однако в том, что ярлык на владимирский стол получил вначале Андрей, вряд ли можно предполагать его интригу… Дать великий стол в центре Северо-Восточной Руси Александру – уже испытанному и популярному вождю, было бы для Бату непростительной ошибкой, а хан был весьма и весьма умён.
Стал обхаживать Александра и папа римский, предлагая переход в католичество и поддержку Запада против монголов… Александр ответил решительным отказом.
И вот тут либералы задают вопрос: «Что было бы, если бы Александр не отверг руку католического Запада, а вступил в союз с ним?». При этом либералы приплетают сюда же и контакты с римским папой Михаила Черниговского (который в 1240 году бежал из Киева, не став его защитать), а также – Даниила Галицкого…
Либералы уверяют, что мы имеем здесь важнейшую, судьбоносную-де «развилку» русской истории – если бы Александр был действительно великой национальной фигурой, он-де принял бы предложение папы, и мы имели бы позднее совсем другую Русь – слитую с Европой и т. д.
Так мыслит Ирина Карацуба, которая упоминается раз за разом потому, что её побасенки вполне представительны для либеральной «исторической науки». Карацуба противопоставляет Александру поведение литовских князей, «не пожелавших служить ордынским ханам». Вот они-де, приняв католичество, и стали – по Карацубе – наследниками Киевской Руси, создателями Великого княжества Литовского, великий князь которого Витовт якобы «назначал своей волей ордынских ханов»…
Здесь, конечно, налицо подлог, да ещё и замешанный на полном отсутствии логики и чувства истории. Литва потому и стала усиливаться, что Русь была разорена и не имела сил для отпора Литве, а сама по себе Литва ни Батыя, ни его преемников не интересовала – что они потеряли в бедных на добычу окраинных землях литвинов? На беде Руси и взошла – до поры, до времени – антирусская сила Литвы
Принятие «верхами» Литвы католичества стало для литовской массы актом духовного порабощения, а для Литвы как государства – началом утраты национальной государственности.
Что же до Витовта, правившего Литвой через полтора века после смерти Александра Невского, то он, великий литовский князь с 1392 года, был откровенным врагом Москвы и вёл по отношению к русским князьям провокационную политику… В самом конце XIV века, почти через двадцать лет после Куликовской битвы, подорвавшей силу Орды, Витовт приютил у себя свергнутого ордынского хана Тохтамыша, а затем, собрав немалое сборное войско («Литва, Немци, Ляхи, Жемот, Татарове, Волохи, Подоляне»), действительно вознамерился посадить Тохтамыша в Орде в расчёте на то, что тот поможет Витовту сесть «на Москве на великом княженье на всеи Русской земли».
Однако войска Витовта – собственно, это был сброд авантюристов, собравшийся пограбить, в августе 1399 года потерпели поражение от хана Тимур-Кутлука и эмира Едигея. Татары на плечах побеждённых вошли в Южную Русь и Литву и разграбили их – в том числе, Киев, числившийся тогда за Литвой.
Вернёмся, впрочем, в середину XIII века к Александру Невскому и к «либеральному» вопросу – что было бы, если бы он принял католичество?
Ответ вполне очевиден – «союз» с папой и Европой закончился бы такими монгольскими репрессиями, после которых Русь вряд ли смогла бы возродиться хоть когда-нибудь. Тем более, что папа в 1240 году – воодушевлённый разгромом Руси полчищами Батыя, начал с того, что издал буллу, поручавшую шведскому королю идти на Новгород как на сосредоточие мятежников, поддерживающих язычников.
Новгородцы действительно выступали на стороне эстов-язычников, которых «цивилизовали» огнём и мечом католические рыцари, и на стороне племён чуди, которые примерно так же «цивилизовали» шведы. При этом Новгород, распространяя своё влияние в землях той же чуди, нёс в них и православную веру, но – крестом, а не мечом.
Для Рима же и рыцарства Западной Европы суть была не в кресте, а в землях, коренных жителей, которых надо было покорить, а ещё лучше – истребить. Тот же зять шведского короля, будущий фактический правитель Швеции Биргер пошёл на русский Север, ведомый буллой папы от 1240 года.
А заигрывания Рима с Александром, как и с южно-русским князем Даниилом Галицким – о чём позже, имели одну цель: спровоцировать русских на самоубийственный вооружённый конфликт с Золотой Ордой. Такой конфликт – в котором Русь таскала бы каштаны из огня для Рима, решал бы в интересах Запада сразу несколько задач.
С одной стороны, битвы русских с монголами Орду ослабили бы, а это окончательно устраняло бы опасность нового и более глубокого – до Ла-Манша, европейского похода степняков, который, как выяснил Плано Карпини, они планировали.
С другой стороны, неизбежное резкое ослабление Новгорода обеспечивало бы успех западной экспансии на русский Север с окатоличиванием Новгорода. А это, во-первых, отторгало бы Новгород от остальной России – вначале духовно, а затем и политически… Во-вторых, отчуждение Новгорода создавало бы в будущем политические и военные проблемы для восстанавливаемой русскими православной Руси.