Ослабление силы русских княжеств на русском Юге, Юго-Западе и Северо-Западе обеспечивало бы переход их во владение ряда католических государей, подчиняющихся Риму, и, опять-таки, окатоличивание населения этих княжеств…
Собственно, это после включения юго-западных и западных русских земель в состав Польши и Литвы во многом и произошло. И мы по сей день расхлёбываем последствия того, что ранее русский Юго-Запад подпал тогда под влияние католичества и униатства, одним из отдалённых последствий чего стала бандеровщина.
Короче – задумано было Римом в XIII веке в отношении Руси хитро, но хитро для простаков! Александр же Ярославич Невский был не из простаков. Он ордынских ханов за нос водил, так что он и на каверзы папы не поддался.
Александру Невскому достался непростой удел – начиная с конца 40-х годов XIII века до конца жизни он был вынужден балансировать на грани между близорукой горячностью русских князей, включая младшего брата Андрея и собственного сына Василия, и угрозой монгольских репрессий против Руси. И эту свою великую историческую задачу Александр Ярославич, поставленный в тяжёлые условия предшественниками, включая его дядю и отца, выполнил.
Разумных альтернатив жизни на коленях у Руси тогда не было, и Александр – один из немногих русских знатных людей, понял это именно так, как надо было понять. Он научился жить на коленях, не становясь рабом и оставаясь духовно свободным. А при этом он, сохраняя мир на Руси, соглашаясь на проведение переписи и усмиряя восстающих против неё, камень за камнем восстанавливал Русь, будучи уверенным, что будущее – за ней.
И он ведь был прав!
Но далеко не все это тогда понимали…
С 1249 года на владимирском великокняжеском столе сидел его брат Андрей Ярославич, женатый на дочери Даниила Галицкого, с которым Андрей завязал тесные отношения. О Данииле ещё будет сказано, а что до Андрея, то Карамзин вполне основательно – его оценка согласуется с судьбой Андрея – пишет, что Андрей, «…имел душу благородную, но ум ветреный и неспособный отличать истинное от ложного, княжа во Владимире, занимался более звериною ловлею, нежели правлением».
Собственно, легкомыслие Андрея и навело на Владимирскую землю Неврюеву рать, а «расшивать» ситуацию пришлось Александру, уговаривая Сартака – старшего сына Бату, «курировавшего» русские дела, не свирепствовать.
Тогда уже начался неизбежный процесс своего рода «конвергенции» и некоторого обрусения монгольской верхушки. Сам Сартак был личным другом Александра, а его единственная дочь крестилась, и, получив в православии имя Федоры, в 1257 году вышла замуж за белозёрского князя Глеба Васильковича. В 1261 году в Сарай-Бату митрополитом Кириллом была учреждена Сарская епархия во главе с епископом Митрофаном. Её прихожанами были не только русские невольники, но и монголы. Один из племянников хана Беркé даже тайно бежал в Ростов Великий и там крестился под именем Петра, а впоследствии был причислен к лику святых.
Это не означало принципиальных изменений в зависимом и данническом положении Руси, однако неизбежный процесс начался и уже не мог прерваться – в исторической перспективе Орда системно слабела, Русь системно восстанавливалась, и Александр всеми силами старался не сорвать этот процесс.
Что же до Андрея, то он мог его сорвать с самыми трагическими для будущего последствиями, почему Александру и пришлось пойти против Андрея, получив ярлык на великое княжение для себя – как якобы покорного Орде.
Андрей бежал в Швецию, в 1256 году вернулся, был принят Александром хорошо и получил в удел Нижний Новгород и Городец, а потом Суздаль. Умер в 1264 году – уже после смерти старшего брата.
Александр княжил во Владимире с 1252 по 1263 год, наведываясь в Орду. В 1257 году в Новгороде, где княжил сын Александра Василий, начались волнения, вызванные приездом монгольских чиновников для переписи и наложения дани. Спровоцировали Василия и новгородцев бояре – жадность сильнее благоразумия. Юный Василий по внушению бояр уехал из Новгорода в Псков, объявив, что не желает повиноваться отцу, «везущему с собой оковы и стыд для людей вольных».
Великий князь приказал арестовать Василия и препроводить в Суздальскую землю, а подстрекателей-бояр казнил.
В 1261 году взволновались Ростов, Суздаль, Владимир, Ярославль… Ханы передавали право сбора дани на Руси восточным откупщикам, и неумеренная жадность последних переполнила чашу терпения. Александру опять пришлось ехать в Сарай-Бату к хану Беркé, улаживать проблему. В итоге Берке согласился на передачу функции сбора дани непосредственно русским князьям, но Александра задержал у себя. Лишь осенью 1263 года он, уже больной, вернулся в Нижний Новгород, и проехав оттуда в Городец, окончательно слёг. 14 ноября 1263 года Александр скончался, перед смертью постригшись и приняв схиму.
Усопшего привезли во Владимир уже в жестокие зимние холода, но весь народ шёл навстречу гробу до боголюбовской резиденции, горе было всеобщим. Плакал и своенравный Новгород…
Карамзин, завершая свой рассказ об Александре, писал: «Имя Святого, ему данное, гораздо выразительнее Великого: ибо Великими называют обыкновенно счастливых; Александр же мог добродетелями своими только облегчать жестокую судьбу России, и подданные, ревностно славя его память, доказали, что народ иногда справедливо ценит достоинства государей и не всегда полагает их во внешнем блеске государства»…
Говорить о блеске Русского государства тогда не приходилось, но заслугой Александра было то, что о Русском государстве можно было говорить не в прошедшем времени.
Крупный русский историк Николай Иванович Костомаров, не чуждый либеральных веяний, тем не менее, оценивал Александра Невского высоко и судил о нём весьма верно. Костомаров писал, что поездки Невского в Орду научили его многому и позволили понять, что чрезвычайная сплочённость монголов даёт им решающее преимущество перед тогдашними русскими, которые «будучи готовы защищать свою свободу и умирать за неё, ещё не умели сплотиться для её защиты».
Размышляя о Невском, Костомаров отмечал также, что его «угодливость хану, уменье ладить с ним, твёрдое намерение держать Русь в повиновении завоевателям» объяснялись стремлением Невского «отклонять от русского народа бедствия и разорения, которые постигали бы его при всякой попытке к освобождению и независимости»…
Лев Гумилёв высказывал мысль о том, что Александр-де, заключив «союз с Ордой», предотвратил-де поглощение Северной Руси католической Европой и тем якобы спас русское православие – основу национальной самобытности. Глупая, надо заметить, мысль! Подобные «похвалы» хуже хулы…
Александр действительно пресёк планы как Рима, так и западных феодалов, имеющие целью поглощение Русского Севера, однако пресёк их не мифическим «союзом» с Ордой, а мечом. И пресёк не во имя спасения православия, а по вполне понятным практическим причинам.
При этом терпимость и даже интерес монголов к православию объяснялся не пресловутой «толерантностью», а намного более примитивными религиозными взглядами монголов. Они претендовали исключительно на власть над телами покорённых народов, а не над душами, да и не могли претендовать на последнее в силу, повторяю, примитивности духовной сферы.