– Вы встречались с Маарит Лехтинен по возвращении в Хельсинки?
И прежде чем я успел обдумать ответ, Халонен улыбнулся и произнес: «Да».
Я кивнул.
– И вы обсуждали недавние события.
Он сделал шаг ко мне. Его руки не отправились в карманы, оставшись по бокам.
– Маарит говорила что-нибудь о Сантту Лейкола или других активистах?
– Ничего, кроме того, что он не из таких.
– Маарит встречалась с Лейкола?
– Почему бы вам не спросить у нее самой.
Халонен не ответил. Сейчас голубизна его глаз показалась мне бездонной.
– Насилие, близость смерти, – произнес он с расстановкой. – Вы до сих пор потрясены случившимся в Суомалахти.
После этих слов его руки отправились обратно в карманы, а сам он принял более свободную позу, что собеседник должен был истолковать как уступку с его стороны. Я подумал о Маарит и о нашей беседе.
– Если вы подозреваете Маарит, – начал я, но не договорил.
– Кто сказал, что я ее подозреваю? Вы явно под впечатлением от нее. И ничего удивительного: она способна увлечь кого угодно.
– Она ничего не сделала.
– Она вместе с вами проникла на закрытую территорию рудника. Она вместе с вами была свидетелем убийства людей. Она – часть расследования.
– Я имею в виду, что она невиновна.
Я знал, что она невиновна, как невиновны все остальные невинные, как Элла, как Паулина. Один я виноват и виновен.
– Значит, невиновна, – тихо повторил Халонен.
– Именно.
– Кто-то сказал, что, когда мы пересекаем определенный возраст, мы все утрачиваем невинность. И, как по-вашему, в каком возрасте это случается?
Я посмотрел в сторону, затем опять на Халонена. Его лицо ничего не выражало.
– Не время для философских бесед, – ответил я. – Да и нет у меня ответа.
– Вот и у меня нет, поэтому и спрашиваю. Знаете, еще почему спрашиваю?
– Ума не приложу.
– Такая у меня работа.
– Забавно.
– А какая у вас работа?
– Думаю, не слишком отличная от этого.
Комната вдруг стала маленькой, но я не мог не спросить:
– Вы кого-то подозреваете в случившемся в Суомалахти?
– Почему вопрос?
– Потому что такая у меня работа.
По его лицу прошла почти незаметная улыбка.
– Может, вы о чем-то вспомнили? Может, все же видели там кого-нибудь?
– То есть вы никого не подозреваете.
– Без комментариев.
Тишина.
– В любом случае спасибо за встречу и разговор, – сказал он. – Главное, что мы понимаем друг друга.
На этот раз Халонен выполнил свой поворот назад полностью. Уходя, он оставил дверь открытой и исчез между стен. Я подождал немного, потом сходил, чтобы убедиться в том, что он действительно ушел, потом достал из кармана телефон и на остатках заряда аккумулятора сделал всего один звонок.
Старший констебль говорил о трех случаях смерти и об одном покушении. Так оно и было. Гиорги Себрински совершил самоубийство, выбросившись с балкона верхнего этажа дома, где он проживал. Упал с высоты семидесяти метров. Тогда внизу было прилично снега, но это не слишком смягчило падение.
А ведь Халонен помог мне начать мыслить сосредоточенней. Конечно, он был убежден, что в деле замешаны Маарит и ее предполагаемые активисты, и это было весьма логично.
Вопрос: кто желает уничтожить все руководство горной компании?
Ответ: тот, кто знает, что они виновны в совершении чего-то жуткого и непростительного, и хочет создать прецедент.
А значит: активисты всегда действовали, поправ закон и порядок, а сейчас они вообще повысили эффективность своей деятельности, вынесли ее, так сказать, на новый уровень.
Не знаю, были ли у Халонена какие-либо доказательства или нет, но если и были, то о них он мне ничего не сказал. Да, и не важно, ибо его взгляд различает близкое и логичное, а смотрит слишком далеко.
Трое погибших: Кармио, Стилсон, Себрински.
Один пострадавший: Матти Мали.
Остался только Ханну Валтонен.
5
Для восьми утра тут было оживленно: паркетники развозили детей по школам и языковым детским садам, сидящие в универсалах успешные директора по продажам с тугими галстуками на шеях отправляли любовные послания своим тайным пассиям, расплескивая кофе на отутюженные женами брюки.
Такси припарковалось за пустой полицейской машиной. Водитель перенес взгляд на зеркало заднего вида и спросил, правильный ли адрес. Номер дома правильный, ответил я ему и заплатил. Вышел из машины и пошел к двухэтажному каменному зданию из светлого камня.
Выпавший ночью снег скрипел под ногами. В пригородах всегда дышится легко. Дорога еще не была расчищена, так что пришлось идти по колее. Окна домов были по большей части темными, дворы пустынны – у их владельцев начались горячие будни. У всех, кроме Ханну Валтонена.
Дом стоял на возвышении, съезд со двора выходил прямо на улицу. В нижнем этаже был встроенный гараж, перед которым стоял припаркованный белый «икс-пятый» и карета «скорой помощи». Вряд ли речь шла о спешном вызове: в кабине и салоне «скорой» никого не было, в машине лежали пухлые дорожные сумки, кожаный «дипломат» – кто-то явно собирался уезжать.
Меня остановили только у открытой двери в гараж.
Это было просторное помещение с высоким потолком, поделенное на два бокса. В правом стоял красивый «Триумф Спитфайр», по стенам – стеллажи с инструментами – все здесь явно для ценителя автомобилей. В левом – пусто, только полицейские и врачи «скорой помощи» и объемный серый пластиковый пакет, в какие укладывают тела. Над ним с крыши свисала метровой длины веревка с обрезанным концом.
– Простите, вы кто такой? – спросил у меня здоровяк-полицейский, что помоложе. – Вы родственник?
– Нет.
– Прошу вас выйти отсюда.
– Что тут произошло?
Однако он уже стоял около меня и держал за плечо. Прежде чем я заметил, мы уже вышли в одном направлении – из гаража во двор. Я остановился.
– Позволю себе поинтересоваться, что здесь произошло.
– Здесь зафиксирован случай смерти.
Он выпустил мое плечо. Сразу же стало комфортней.
– Пожалуйста, покиньте!
– Ханну Валтонен?
Полицейский взглянул на меня, его рука начала подниматься вверх. Я попятился: «Не нужно. Уйду сам».
Вернулся на дорогу. Завязал шарф, застегнул куртку, достал из сумки шапочку и перчатки и пошел на остановку.