Я решил немного поспорить с Телегани. Почему же только мусульмане обеих стран должны больше общаться друг с другом, спросил я. Ведь ислам, как нам говорят, гуманное учение, исходящее из равенства всех людей. И главное между ними различие не по принадлежности к той или иной вере, а по отношению к другим людям в обществе: не эксплуатирует ли других, честен ли, добр, великодушен и т. д.
Телегани быстро согласился, что я прав (как это отличалось от напористых высказываний других религиозных деятелей, «доказывавших», что искренний мусульманин выше всех других людей).
Я рассказал Телегани о том, какое недоумение у нас вызывают обвинения во «вмешательстве» в дела курдов, что якобы служит причиной их волнений.
Телегани ответил, что он не верит в причастность к волнениям курдов Советского Союза, что он сам был несколько раз в Курдистане, да и повод-то для обвинений смехотворный – наличие у курдских повстанцев автоматической винтовки АК-47! В какой стране нет подобных винтовок? Он обещал на одной из своих пятничных проповедей разоблачить эти утверждения, советовал нам энергичнее и оперативнее самим опровергать лживые обвинения.
Беседа шла интересно и оживленно. Чувствовал себя Телегани явно хорошо, шутил сам, живо реагировал на шутки других. Время затягивалось, и я несколько раз порывался окончить беседу, чтобы дать возможность отдохнуть хозяину, но Телегани шутил и останавливал мои попытки. Наконец в 23.30 я уже решительно заявил, что мы явно злоупотребляем временем хозяина. Распрощались тепло, Телегани выразил пожелание через некоторое время вновь побеседовать…
Домой добрались к полуночи, усталые, но в приподнятом настроении – так всегда бывает после беседы с интересным человеком.
…В семь утра мне позвонили по внутреннему телефону: только что иранское радио передало о кончине ночью Телегани «после продолжительной беседы с советским послом»!!! Трудно описать наше состояние.
Передают и некоторые «детали»: после беседы с советским послом Телегани попросил поужинать, поскольку ему рано утром надо было быть на заседании Совета экспертов, вырабатывавших конституцию. Поужинав, пошел спать, но вскоре у него началась рвота. Присутствовавшие сделали ему массаж груди, положили на сердце лед. Телегани вроде бы стало легче, он задремал, но потом стал хрипеть, задыхаться, посинел. Бросились за врачами, но когда те прибыли, было поздно. Врач констатировал смерть в 1 ч. 45 мин. от «сильного сердечного приступа».
Многие настаивали на вскрытии и более точном определении причин смерти одного из самых выдающихся вождей революции, но в этом было отказано. Высшее духовенство высказалось категорически против. Так причина смерти Телегани и не была фактически установлена. Зато мы с удивлением тем тревожным утром 10 сентября 1979 года узнали, что похороны решено совершить сегодня же утром!!! По мусульманским обычаям покойников хоронят действительно быстро, но такая спешка была явно необычной.
В мечети Тегеранского университета была назначена панихида по Телегани с 9 до 10 утра, затем похороны на кладбище Бехешти-Захра за городом. С Островенко и Марьясовым мы вскочили в автомашину и попытались поспешить в университет. Но не тут-то было. Оказалось, что практически весь Тегеран был уже на улицах. По улицам, не оставляя ни сантиметра свободного пространства, плыли толпы людей. Атмосфера Тегерана в это утро, казалось, была насыщена великой и искренней скорбью и… какой-то тревогой. Точно все эти простые плачущие люди, спешащие по улицам, испытывали не только боль непоправимой утраты, но и беспокойство за свое будущее. Они как бы связывали неопределенность своего будущего с уходом из жизни Телегани. Это стихийное шествие миллионов тегеранцев и атмосфера города поразили нас.
Конечно, проехать оказалось невозможным. Видя эту неподдельную скорбь людей, нам в голову все время приходила мысль: зачем так нарочито говорилось в объявлении о кончине Телегани о том, что он умер «после продолжительной беседы с советским послом»? Какое значение имеет этот факт, нет ли здесь попытки набросить тень и на нас? (Действительно, потом появились «добровольцы», развившие факт встречи с советским послом до утверждений, что беседа Телегани с послом была острой, напряженной и Телегани сильно разволновался.)
Да, проехать никак нельзя, людской поток движется, обтекая нашу автомашину. Приходится Александру Георгиевичу Марьясову, первому секретарю посольства, выйти из машины и объяснить, что советский посол спешит в мечеть на панихиду по Телегани. Шаг вроде бы рискованный. Но – о чудо! Какие-то молодые иранские ребята быстро берут на себя роль провожатых. Они бегут впереди автомашины, энергично расчищают путь, объясняя, кто едет в машине; где нужно, перегораживают дорогу, даже командуют полицейскими, пропускают нас по левой стороне улицы. Когда кто-нибудь из них изнемогает от бега, его добровольно сменяет другой, также случайный малый из толпы.
А в воздухе – шум, плач, рыдания, какие-то выкрики.
Мы, кажется, встретили траурную процессию с телом Телегани. Люди остановились, образовалась пробка, где-то была видна крыша медленно двигавшегося автобуса, иранцы с хмурыми лицами отгоняют людей, пытающихся облепить автобус. На крыше плакаты, траурные венки. Но мы двигаемся дальше, путь по-прежнему энергично расчищают молодые добровольцы, выкрикивая: «Советский посол едет прощаться с Телегани!» И люди расступаются, заглядывают внутрь машины. На лицах – и любопытство, и уважение. Наконец уперлись в плотную цепь полицейских. Высокий парень с «уоки-токи» объясняет: все уже кончилось час назад. Дальше ехать никому нельзя.
Какая досада!
С трудом вернулись в посольство. И тут неожиданная новость: четверть часа тому назад звонили из МИДа, сообщили, что панихида отодвигается на час!
Снова в машину, снова в толпу, и опять ребята добровольно расчищают путь сквозь возбужденную и до того невероятно горячим воздухом толпу под слепящим солнцем. Видны эмблемы моджахедов и федаев, слышны крики. Но что это? Скандируют необычное: «Бехешти, Бехешти, ты убил Телегани!» Это уже какая-то политическая демонстрация.
Все-таки пробились к университету, поспешили к мечети. Конечно, поздно, тело Телегани уже увезли. Но территория университета полна возбужденной молодежи.
Мы объяснили служителям мечети, кто мы такие и зачем приехали. Пока объяснялись, вокруг собралась толпа молодежи. С большим любопытством начали меня расспрашивать о Телегани. Я отвечал охотно, и как-то так получилось, что образовался вроде бы небольшой митинг, так как я стоял на ступеньках лестницы. Толпа прибывала, к ней подбегали все новые люди, видимо, почувствовав что-то необычное. Мои ответы переводились на персидский язык, и поскольку никаких звукоусиливающих устройств у нас не было, то парни-добровольцы передавали то, что я говорил, стоящим сзади, те – еще дальше и т. д. Тогда я произнес краткую речь о Телегани как о великом революционере, друге советской страны. Это было мое первое и последнее выступление на незапланированном митинге за границей с обращением к самой простой аудитории. Можно было и придраться – вмешательство во внутренние дела.