– Ну хорошо, – загорячился Банисадр, – мы гордимся тем, что в нашем исламском обществе, внутри его, нет эксплуатации человека человеком.
– ?
– Да-да, потому что, будучи отсталой нацией, мы сами являемся объектом эксплуатации со стороны иностранных государств.
– Зачем же вы тогда проповедуете «равенство» и призываете к его достижению? Кстати говоря, как вы себе представляете это равенство между людьми и как его достигнуть?
Банисадр сделался более серьезным и торжественным тоном сказал:
– Главное в наших воззрениях – теория «тоухида» – единобожия. Если все будут верить в единого для всех Бога и подчиняться Ему, Его воле, никаких конфликтных ситуаций среди людей не будет – ни имущественных, ни каких-либо других.
Для иллюстрации своей «теории» Банисадр расположил одну ладошку на уровне повыше другой, что должно было символизировать различие между людьми. Затем он свел ладошки к центру, к воображаемой вертикальной линии, повернул их друг к другу внутренними сторонами, повел их обе вверх, совместил их прижатыми где-то наверху, развел, повернув их в горизонтальное положение, в стороны – сейчас они были на одном уровне.
Подумалось: так бы просто решались экономические проблемы в обществе. Но разговор, несмотря на эту жестикуляцию, надо было продолжать.
– А как же все-таки относительно имущественного неравенства между людьми? Ведь отношения между людьми в обществе складываются в результате участия в совместном трудовом процессе, а в этом процессе положение людей разное: одни имеют средства производства, у других их нет. У кого нет средств производства, вынуждены продавать лишь свою рабочую силу. Отсюда и возникают отношения подчинения и подчиненности. Значит, главное при рассмотрении вопроса о равенстве людей состоит в их отношении к собственности. – И спросил по-ученически: – Если говорить о равенстве людей, то какая форма собственности на орудия и средства производства обеспечит подлинное равенство?
Банисадр, внимательно слушавший, встрепенулся:
– Общественная.
И засмеялся, засмеялись и мы.
– Вы меня чуть было не превратили в коммуниста, – пошутил Банисадр. – Но я очень доволен разговором, хотелось бы посидеть спокойно с вами целый день, не торопясь обсудить многие, многие проблемы, а я-то до встречи с вами все думал: о чем же мне говорить с советским послом?
Желание Банисадра продолжать беседы мы, конечно, поддержали. Но такого рода бесед, к сожалению, больше не состоялось, хотя встреч было много и вопросы обсуждались разные и важные, но то были уже служебные дела – Банисадр быстро пошел вверх по государственной лестнице.
В середине ноября 1979 года он был назначен министром экономики и финансов и параллельно «руководителем» Министерства иностранных дел. Постепенно в выступлениях Банисадра стало звучать все больше антикоммунистических и антисоветских ноток. Создавалось какое-то двойственное впечатление. В беседах, несмотря на путаницу в понятиях, с Банисадром можно было выйти на логическое и правильное заключение. И вслед за этим следовали и правильные практические действия. Но затем что-то как будто прорывалось.
Уже в ноябре на пятничном намазе в Тегеранском университете Банисадр начал «теоретизировать», говорить о существующей возможности нападения Советского Союза на Иран. Если США начнут военные действия против Ирана, то имеется три альтернативы поведения СССР, изрекал Банисадр: 1) СССР вторгается в Иран под предлогом его защиты, и Иран превращается в поле боя двух «сверхдержав» – это Ирану не подходит; 2) СССР «сговаривается» с США: резко критикует США, но сам практически ничего не предпринимает для помощи Ирану; СССР в этом случае «разоблачает» себя; 3) СССР никак не реагирует на вторжение американцев в Иран, но если Иран попросит, то будет готов оказать помощь.
На следующий же день я посетил Банисадра. В ходе разговора по практическим вопросам советско-иранских отношений, которые он тут же разрешил положительным образом, я напомнил о вчерашней речи. Прямо спросил: действительно ли он верит в возможность советско-американского «сговора» за спиной Ирана?
Банисадр заметно смутился, замялся, стал оправдываться, что его неправильно поняли. И сказал, что лично он считает, что в случае нападения США на Иран имеется лишь одна возможность, одна альтернатива для Ирана: Иран немедленно обращается за помощью к Советскому Союзу как к дружественному соседнему государству.
К ноябрю 1979 года роль Банисадра начала явно усиливаться, в то время как более прыткие Язди, Готбзаде и другие уже изрядно подрастеряли свой политический капитал, который и состоял-то главным образом в отсвете мантии Хомейни, под прикрытием которой они прибыли в Тегеран.
В начале марте 1979 г. я имел беседу с видными либерально-буржуазными деятелями Назихом, бывшим тогда главой Иранской национальной нефтяной компании, и Санджаби, бывшим тогда министром иностранных дел.
Назих, хотя по профессии юрист, уже хорошо начал разбираться в тонкостях нефтяного бизнеса. Мы в деловой обстановке обсуждали возможности экономического сотрудничества обеих стран. Я отметил как-то невольно, что Назих не цитирует Хомейни, не упомянул его имя даже ни разу, а так – обыкновенный деловой разговор. Позднее, как известно, в сентябре, против Назиха началось преследование со стороны «исламской прокуратуры», Хомейни многозначительно заявил, что он не возражает, если Назиха привлекут к суду. Назих скрылся и бежал за границу.
Санджаби уже в марте в ответ на нашу просьбу помочь устроить встречу с Язди и Готбзаде для лучшего уразумения нами обстановки в стране прямо сказал, что эти люди «временные». Конечно, о каком единстве могла идти речь?
Весьма показательным для роста оппозиционных настроений был массовый митинг 5 марта 1979 г., в годовщину смерти Моссадыка. На нем выступал Матиндафтари – внук Моссадыка, организатор новой общественной организации «Национально-демократический фронт» с весьма интересными либеральными целями. Само создание этой организации говорило о попытке противопоставить что-то в политическом плане натиску религиозно-политических деятелей, уже начавших разворачивать кампанию насильственной исламизации страны.
На митинге выступали и «федаи», и «моджахеды иранского народа». И хотя главными действующими лицами митинга были Телегани, Базарган и Санджаби, их тоже критиковали за непоследовательность. И покойному Моссадыку досталось за то, что не решился в свое время разоружить армию и дать оружие в руки народа, что явилось одной из важнейших причин поражения движения Моссадыка в начале 50-х годов. Так говорили ораторы, имея в виду обстановку в стране в марте 1979 года. Это отражало отношение к новой власти.
Видный иранский журналист либерального толка А. принял мое приглашение позавтракать в Зарганде. Он резко настроен против попыток духовенства подмять все под себя. Но равным образом он и против Язди и Готбзаде (а это вроде бы «кумиры» резолюции?!). Выход он видит в «Национально-демократическом фронте» Матиндафтари. Существует реальная возможность контрреволюции, если только будет восстановлена старая армия, поэтому федаи и моджахеды должны явочным порядком брать власть, где это возможно, чтобы действовать с позиции силы – ведь духовенство именно так уже и действует. Правительство Базаргана слабое, это не революционное правительство, его делают ширмой для закулисных махинаций.