Затем снимки крупным планом лиц, уже мертвых, расстрелянных, трупы на столах в морге, вдвигаются, выдвигаются на каталках в морозильные шкафы. Вооруженные бородачи смотрят гордо в объективы фотоаппаратов, а то иногда и испуганно на дело рук своих.
Фото крупные, каждый день. На целые полосы газеты. Печатаются как бы с удовольствием.
Фотографий судей нет. Ни одного.
Это – в Тегеране. То же происходило и по всей стране. Кто вершил суды? Не известно.
Волна террора захлестнула страну. Дошли слухи о возмущениях до Хомейни – слишком много самоуправства. Он объявил: ревтрибуналы прекращают свои действия, отныне будут судить нормальные суды.
6 апреля Базарган со всем составом правительства выехал в Кум к имаму – требовал вмешательства: дайте возможность функционировать правительству, надо прекратить своевольничанье, беззаконие. Хомейни вроде бы согласился: раз назначено правительство, ему надо дать возможность действовать.
У каждой революции есть свои жестокие, неизбежные жестокие нормы. На то она и революция. Но моральная высота тех, кто встает у власти в результате революции, определяется и степенью великодушия к своим противникам, тем, кто не представляет опасности для революции. Неладные дела творились в Иране. Почему-то позволили сбежать за границу всем бывшим премьерам: Амузгару, Шарифу-Имаму, генералу Азхари, наконец Бахтияру, тому последнему премьеру шахского режима, который залил кровью улицы Тегерана. Впрочем, в Иране все знали и открыто об этом говорили, что Бахтияра, своего товарища по партии, спас Базарган – позволил ему тайно покинуть Иран. Родилась шутка: Бахтияр спасся через Базаргана (Базарган – это также и название пункта на границе с Турцией).
Определения внешнеполитического курса нового Ирана, естественно, более всего ожидали иностранные дипломаты в Иране. Бедняков на окраинах этот вопрос, пожалуй, меньше всего интересовал. Дипкорпус хотя за время революции и поредел, но ненамного. Испытанные в различных переделках на перекрестках международных дорог, привыкшие не показывать эмоции на своих непроницаемых лицах и мало чему удивляться, иностранные дипломаты стремились по любым, даже небольшим признакам определить, на какой румб международного компаса будет править новое руководство Ирана.
Поначалу западные дипломаты со вздохом горечи было решили: раз революция – значит дело пойдет влево внутри страны и вовне ее. Значит, пойдет Иран ближе к Советскому Союзу. И слухи распространяли о левом, чуть ли не прокоммунистическом окружении Хомейни в Париже. И нет-нет, а ловили мы, советские дипломаты, завистливые взгляды своих коллег по дипкорпусу – дескать, как вам будет хорошо. Лозунги «Смерть США!», «Долой США!» и тому подобное во время демонстраций и митингов не предвещали хорошей перспективы и для отношений Ирана с западными странами – союзниками США.
Когда был замечен лозунг «Долой Советский Союз!», глаза некоторых наших западных коллег наполнились умилением и нескрываемой радостью: «Ага, дело не так уже плохо!» Ну а когда после некоторого перерыва в Иран начали вновь прибывать различные американские «советники», «специалисты», то оснований для беспокойства у западных стран оставалось меньше, хотя и чувствовали они себя в Иране неуютно.
Уже через пару недель после революции иранская печать поместила сообщение о том, что президент Картер предлагает Ирану развитие всяческих связей по всем направлениям, включая связи по военной линии (!). Предлагает так, как будто не было и революции, носившей явно антиимпериалистический и антиамериканский характер.
Контрастом этому служило почти одновременное сообщение в печати о захвате моджахедами с боем американских шпионских станций на побережье Каспийского моря. Эти станции, собирающие с помощью секретнейшей электронной аппаратуры разведывательные данные о Советском Союзе, продолжали спокойно функционировать все время правления Бахтияра, да и правительство Базаргана никак не препятствовало их деятельности. Собираемые станциями данные передавались автоматически на американский спутник связи. Так иранская территория продолжала использоваться агрессивными империалистическими силами, борьба с которыми была провозглашена одной из целей иранской революции!
Моджахеды четыре дня вели бои с охраной станций, пока она не пала. Американцы даже срочно прислали в Тегеран свой самолет для вывоза секретной аппаратуры и людей.
Тем не менее в конце мая вновь появилось сообщение о том, что эти разведывательные станции, оказывается, продолжают свою работу против Советского Союза с согласия иранского правительства! Два корреспондента «Интернешнл геральд трибюн» посетили станции, описали их, указав, что обслуживает их лейтенант Джавахери, учившийся в США на ракетчика, станции работают в автоматическом режиме; у него приказ – поддерживать работу станций, пока правительство США (?!) не скажет, что делать, и т. д. Обеспокоен он лишь тем, как бы станции не попали в руки… русских.
Позднее, в июне 1979 г., США, как мне сообщили Язди и Амир-Энтезам, обратились к Ирану с просьбой о возобновлении работы этих разведывательных станций с целью якобы проверки, выполняет ли Советский Союз соглашение ОСВ-2 (!), только что заключенное в Вене. Иранцы ответили, что, исходя из положения Ирана как страны, вступившей в «движение неприсоединения», и учитывая «дружественные отношения» с СССР, такое согласие американцам не может быть дано. Если же США обратятся к СССР и тот даст согласие (?!), то Иран может рассмотреть обращение США. Позднее эта не совсем твердая позиция иранского правительства была снята мощной волной антиамериканского движения.
После победы революции левые круги были явно недовольны медлительностью «революционного» правительства в определении курса в отношении США, бывших тесным союзником или хозяином шаха, свергнутого народом. Ничего не было слышно о судьбе ирано-американских военных соглашений, опутавших Иран и тесно привязавших его к военной колеснице американцев, о гигантской трате средств на закупки вооружений в США, т. е. о фактическом финансировании Ираном военно-промышленного комплекса США, о тысячах американских «советников» в Иране и т. д.
Иногда Язди говорил вынужденно что-то невнятное: дескать, надо разобраться, что к чему, – соглашений много, как бы не нанести убытков самим себе. Было видно, что вопреки родившимся в гуще масс, совершивших революцию, требованиям принципиальных изменений характера отношений с США правительство не решается идти на это, ничего не делает или не имеет каких-либо планов.
Базарган принимал без задержки, был вежлив, учтив, но постоянно заводил разговор намеками о каком-то советском «вмешательстве» в иранские дела. Как бы заранее создавал неблагоприятный фон для беседы. Какое вмешательство? Базарган отвечал: да-да, конечно, мы верим вашим заявлениям о невмешательстве, но вот, мол, говорят… И далее следует один вымысел за другим: то переходят границу какие-то вооруженные люди из Азербайджана или из Туркмении…
Спрашиваю: скажите, пожалуйста, где, когда?..
Базарган не отвечает, переходит на другое: в Курдистане действуют коммунисты, может быть, они связаны с Москвой?