Обошли все посты в парке, у жилого дома, резиденции, у ворот, в комендатуре, в служебном помещении. Вроде бы все на своих местах, задачу и порядок действий знают. Гранаты со слезоточивым газом наготове, на верхних этажах внутри у окон лежат канаты – для аварийного спуска на землю. Тихо.
…В 13.50 началось. Докладывают по телефону из комендатуры у ворот посольства: кинокорреспонденты снаружи оживились, по улице движется огромная толпа. Прошел по кабинетам, все на местах, но заметна некоторая нервозность. Пригласил к себе в кабинет советника-посланника Саульченкова, открыли настежь двери сразу в две комнаты – чтобы было видно. «Давай сыграем партию в нарды». Тот понял: «давайте». Стали кидать кости, играть в нарды. А вой снаружи все громче и громче. Наши сотрудники, видя играющих в нарды посла и советника-посланника, начали успокаиваться.
Однако играть пришлось недолго. Телефон из комендатуры: толпа вплотную у решетчатых ворот, трясет ворота, лица озверелые.
«У ворот, докладывайте, не кладя трубки!»
Вдруг забухали выстрелы – часто и энергично. С шумными криками заметались по небу сорвавшиеся с деревьев птицы.
Из комендатуры: «Комитетчики открыли стрельбу в воздух, кое-где рукопашная схватка, охрану прижали к стене, подъезжают солдаты». Стрельба усиливается, потом смолкает. Докладывают: толпу оттеснили от ворот и стены, идет митинг, потом молитва, жгут портреты. Потом крики хором: смерть, смерть, смерть – смерть всем! Опять крики, сливающиеся в вой.
Звонят сотрудники с других этажей: что делать? Отвечаем: вдохните побольше воздуха и ждите указаний. Смеются.
Шабаш у ворот продолжался более полутора часов. Потом все разошлись. Весь район наводнен охранниками, солдатами. Стало пустеть. К вечеру привезли детей и женщин домой.
Через пару дней приняли решение вывезти из Тегерана на Родину всех детей, отправить в Союз также большинство жен, через неделю рассмотреть положение с Исфаханом, Керманом и северными районами Ирана, где находится много советских специалистов с семьями.
8 января пришлось вновь повторить меры предосторожности, так как в городе была мощная демонстрация, организованная религиозными деятелями, не менее половины лозунгов были направлены против Советского Союза.
Пришлось задуматься серьезно о значительном усилении мер для защиты посольства. Любое посольство, конечно, не крепость. Его можно охранять против случайных вылазок, единичных, неорганизованных нападений, т. е. тогда, когда еще можно как-то надеяться на защиту властей. Но наша главная трудность состояла в том, что налеты на наше посольство проводились организованно с помощью властей. В этом случае ни на какую иранскую охрану нельзя было полагаться. Пример с посольством США говорил о многом. Американское посольство было очень сильно укреплено, имелся отряд морских пехотинцев, который защищал посольство с применением огнестрельного оружия, – и безрезультатно. Мы на применение оружия, конечно, не могли пойти. Единственно, что мы были обязаны и могли сделать, это как можно в большей степени затруднить нападающим возможность физического проникновения и обезопасить жизнь детей и женщин. А то, что еще будут нападения на посольство, у нас уже почти сомнений не было ввиду обстановки в отношении Советского Союза, которая, я смею утверждать, сознательно создавалась властями.
…22 декабря того же 1980 г. нас по телефону предупредили неизвестные иранцы о готовящемся нападении на посольство в ближайшие дни. Немедленно поставили об этом в известность заместителя министра иностранных дел Хакгу и попросили принять необходимые меры, что, разумеется, было обещано. Затем обратились к аятолле Кяни и к полиции.
Через день было опубликовано заявление Кяни: ввиду военного времени запрещаются всякие демонстрации, пасдары и народ должны сотрудничать и обеспечить порядок в городах. Но нам все-таки стало известно, что на 27 декабря намечается крупное сборище у посольства. Сообщили и об этих данных МИДу, полиции, Министерству внутренних дел. Заверения самые успокаивающие, но мы снова проверили все наши организационные мероприятия по уже разработанному расписанию. Вновь стало пусто на территории. Вроде бы тихо и на прилегающих улицах, но на площади Фирдоуси начала быстро собираться толпа.
И вдруг около 11 часов утра раздался громкий, все нарастающий гул, крики. Нам доносят: по улице Кучек-хана, что перпендикулярно утыкается в ворота посольства, движется большая толпа. Мгновенно послышались громкие беспорядочные выстрелы – все ближе и ближе. Сейчас должна вступить в действие усиленная охрана, поставленная на сегодня иранцами. Но что это? Внезапно во весь голос завыла наша сирена, установленная на крыше, – это сигнал всем нам и означает одно: «нападение, перелезание массы людей через ворота». Сирена включается в здании комендатуры. Значит, наши люди даже не успели дать предупредительно-прерывистый сигнал. Сейчас сирена воет ровно, жутко, громко. По этому сигналу весь состав посольства укрывается в служебном здании.
Итак, опять нападение – уже третье!
Мы немедленно пытаемся связаться по телефону с и.о. министра иностранных дел Ходапанахи. Беру трубку, говорю с его секретаршей, та просит прощения, пойдет доложить; через минуту говорит: «Министр не может с вами говорить». Я переспрашиваю, отказывается ли министр от разговора, секретарша вешает трубку, а потом ее телефон и вовсе отключается. Ни по одному из телефонов руководства МИДа связаться не удается, все занято, только попался заведующий протокольным отделом, который, выслушав, сказал, что пойдет и доложит начальству.
А снаружи – громкие, тупые удары, за которыми звон. Вижу в окно: какие-то лица мрачного обличья торопливо бьют камнями по стеклам окон представительского здания, находящегося перед служебным. В представительском здании – историческое помещение, где проходила в 1943 г. конференция глав союзных держав – СССР, США и Великобритании, там же и залы для приемов… Искаженное злобой, заросшее лицо обернулось к служебному зданию. Встретились взглядом, и немедленно в направлении моего окна летит камень. Невольно отпрянул, хотя кабинет на третьем этаже. Но до него долетают отдельные камни. Наши работники, укрывшись за письменным столом, звонят по телефонам в секретариаты Кяни, премьер-министра Раджаи, президента.
Советник посольства Козырев в это время находился в МИДе. Соединились с ним, поручили ему пробиться к любому начальству, но это ему не удается: все «заняты», никто его принять не может. Еще один показатель преднамеренности нападения. Более того, иранцы настаивают, чтобы Козырев покинул помещение МИДа!
Нам звонит дуайен дипкорпуса, посол ЧССР Полачек. Сообщаем ему о происходящем налете. Он говорит, что немедленно сам свяжется с МИДом. Через некоторое время звонит нам: в МИДе никто не откликается…
Со звоном летят громадные зеркальные стекла на первом этаже служебного здания. В представительском помещении раскрываются ставни из кинозала, закрывающие также зеркальные окна. Видно, как по ним изнутри бьют металлической урной. Стекло в куски, урна вылетает на улицу…
Позднее вместе с моим помощником восстановили картину налета. Толпа на улице Кучек-хана быстро двигалась в направлении посольства. Перед ней, пятясь, шли пасдары и стреляли в воздух. Под аккомпанемент выстрелов толпа приблизилась к воротам посольства, пасдары расступились в стороны, и толпа полезла через ворота. Никакого физического противодействия нападавшим охраной оказано не было. Наши люди успели лишь включить сирену, подавшую тревогу. В комендантском домике загремели стекла, в дверь ворвались с дубинами в руках разъяренные погромщики, начали крушить столы, электропроводку, телефоны, радио, портреты, даже унитазы, умывальники. Наши дежурные коменданты еле успели выскочить через другую дверь. Вдогонку им полетели камни, погнались, хлопали выстрелы.