— А что? — спросил Грико, стараясь пригладить непослушные лохмы. — Роскошно будешь жить, принцесса.
Ванна оказалась деревянным чаном. Рядом с чаном на полу стоял ночной горшок.
— Совмещенный санузел, — сказала Алиса.
— Чего? — спросил Грико.
— Сами живите в такой роскоши, — сказала Алиса. — Тоже мне, королевский дворец!
— Но у нас же средние века! — сказал Грико.
— Слишком уж средние, — возразила Алиса, вернулась в комнату и подошла к окну.
Окно было затянуто частым деревянным переплетом, но без стекол. Оно смотрело по другую сторону дворца. Там был стадион. Невысокие деревянные трибуны окружали поле без ворот.
— Здесь у вас в футбол играют? — спросила Алиса.
— В какой еще футбол, принцесса? — удивился оруженосец.
— А что тогда на этом поле делают?
— Это же площадка для турниров, на которых не на жизнь, а на смерть сражаются доблестные рыцари, — сказал Грико. — Даже младенцы об этом знают.
— Я же тебе сказала, что у нас рыцари вывелись.
Глаза оруженосца сверкали, смуглые ноздри раздувались. Он глядел на это вытоптанное пыльное поле, как голодный обжора на коробку шоколадных конфет.
— Счастливый твой друг, рыцарь Красной стрелы, — сказал Грико. — Он уже имеет право померяться силами с великими рыцарями. Если бы мне происхождение позволило, я бы отсюда вообще не вылезал.
— Ну и дурак, — сказала Алиса. — Прихлопнут еще без пользы.
— Ну и пускай. Лучше умереть на поле славы, чем влачить скучную жизнь.
Алиса не успела ответить этому отсталому юноше, потому что услышала знакомый скрипучий голос:
— Ну, как устроилась, принцесса, не скучала?
— Ой! — Алиса бросилась к старому знакомому. — Вы что-нибудь узнали?
Шут был одет, как и прежде, только сменил шляпу на высокий с двумя верхушками колпак, увешанный бубенчиками.
Шут отрицательно покачал головой, и бубенчики зазвенели тонкими голосами.
— В городе я ничего узнать не смог и поспешил во дворец, чтобы опередить маркиза. Когда я примчался к их величеству, они мыли руки. Это новая заморская мода. Если король моет руки, его нельзя отвлекать.
— И вам ничего не удалось сказать?
— Не только мне, но и маркизу, который сунулся было со своей жалобой. Ему велели подождать до конца обеда. Так что собирайся, и побежали в столовую. Я сказал о твоем приезде королеве-мачехе. Она в принципе порядочная женщина, тоскует здесь. Ей будет о чем с тобой поговорить — общие друзья, родственники…
Алисе показалось, что шут смотрит на нее с усмешкой.
— А она меня помнит? — спросила Алиса.
— Еще бы. Малюткой она тебя качала на коленях. А когда твоя мама сопровождала твоего папу в походах, тебя обычно отдавали на сохранение твоей тетушке Изабелле. Так что я надеюсь на ее помощь.
«Плохо дело, — подумала Алиса. — Ну и влипла же я с этой рыцарской страной! Вернусь, неделю с Пашкой разговаривать не буду. Если вернусь…» Вернее всего, эта старуха королева обязательно Алису узнает, и тогда уже не убежишь… Не объяснишь же им, откуда ты в самом деле. Сожгут, как ведьму.
— Ну, чего мы ждем? — спросил шут. — Все уже за столом. А ты, Грико, иди на двор, к другим слугам, там тебя чем-нибудь накормят. Увидимся на турнире.
— Счастливо, Алиса, — сказал оруженосец.
Алиса протянула ему руку, но он не посмел до нее дотронуться, поклонился и убежал.
Алиса с шутом долго шли темными коридорами и еле освещенными лестницами, в одном месте дорогу им перебежала крыса, в другом они спугнули сову. Шут нес перед собой керосиновую лампу, и от ее света возникали длинные, подвижные, страшноватые, словно живые, тени. Шут размышлял вслух:
— Надо же было твоему дружку отпускать на свободу рабов! Ну ладно бы увел чужую лошадь, избил кого-нибудь, ограбил, наконец. Это у рыцарей небольшой грех. Но отпускать на волю рабов — преступление. Как его выручить, не представляю…
— А разве вы на его месте не стали бы освобождать рабов? — спросила Алиса. Она, конечно, догадывалась, что ответит шут.
— Это чепуха! — заявил он. — Это война с ветряными мельницами, как у Дон Кихота!
— У кого? — удивилась Алиса. Вот уж не думала она, что здесь кто-нибудь слышал об этой книге.
— Был такой рыцарь. Хотя, может, его иначе звали. А что?
— Ничего.
— Чужого раба освободить — все равно что соседу в карман залезть. Никогда бы я не стал чужих рабов освобождать.
— Но ведь у Пашки совсем другое воспитание. Нет на Земле рабов, понимаете? Вы бы к нам попали, еще бы не то натворили. Что же вас, на костре жечь?
— Меня нельзя — я на королевской службе. Только их величество могут меня сжечь. Ладно, не печалься. Придумаем чего-нибудь. Мир не без добрых людей.
— Осторожней, здесь приступочка, — предупредил шут, когда они вошли в высокий, темный, кое-как освещенный дымными факелами и свечами зал.
Чуть ли не половину зала занимал стол в виде буквы «П». Он был уставлен яствами, а вдоль него на скамьях без спинок сидело человек сто, не меньше. Во главе стола на троне восседал король, рядом — его приближенные.
Вокруг стола бегали слуги с подносами. На подносах лежали гуси и поросята. За слугами носились охотничьи собаки, которые следили, не свалится ли что-нибудь вкусное с подноса.
— Ну, держись, принцесса, — сказал шут. — Начинаем представление.
Вдруг он встал на руки, так что концы колпака волочились по каменному полу, и пошел к столу, пронзительно вереща:
— Я привел с собой принцессу, которая перевернула мне душу и тело! Ай-ай! Я теперь никогда не смогу встать на ноги!
Его последние слова заглушил громовой хохот рыцарей и вельмож, которые сидели за столом. Хохот метался под сводами зала, словно заблудившаяся стая ворон.
— А если я прикажу тебе на ноги встать, — закричал бородач в золотой короне, — ты встанешь или нет?
— Я рад бы! Я рад бы! — ответил шут. — Но не могу. Придется мне руки отрубить.
— Ну и чувство юмора! — вздохнула Алиса.
— Тогда пускай твоя принцесса идет сюда, — сказал бородач. — У нас для нее найдется свободное место.
Он поднял широкую ладонь и стукнул по шее худого старикашку, который сидел рядом. Старикашка свалился со стула. Гости захохотали пуще прежнего.
Алиса послушно пошла к столу, хотя ноги у нее подгибались. Она жутко струсила. Главное, не забывать, что ты принцесса и всю жизнь провела в таких вот компаниях.