Особенно неприятно было идти мимо вереницы усатых, бородатых, тонких, толстых, лысых, волосатых, молодых, старых физиономий — они даже жевать перестали, глазея на гостью.
Король до самых глаз зарос черной бородой, но все равно видно было, что лицо у него приплюснутое, словно кто-то ударил его по голове — от этого глаза выпучились, зубы вылезли вперед, нос задрался кверху. Руки у короля были заняты: он держал баранью ногу. Поэтому здороваться с принцессой он не стал, а только спросил:
— Чего пожаловала? Мы тебя вроде не приглашали.
— На турнир, ваше величество, — сказала Алиса.
— Молодец! Девчонка, а смелая. Ну, тогда садись. Можешь звать меня дядей. Эй, дайте сюда гуся помоложе. Моя племянница проголодалась.
Прибежал слуга с золотой тарелкой, на которой лежала гусиная нога.
— Жуй, — сказал король. — У нас все попросту.
Алиса не знала, с какой стороны взяться за такую ножищу, тем более что есть ей не хотелось.
Виночерпий налил Алисе бокал красного вина.
— И выпей, — сказал король. — Не обижай наше величество.
Все внутри у Алисы сжалось, как от мороза.
И тут она услышала тихий мелодичный голос:
— Не стесняйся, девочка. Только вина тебе пить, пожалуй, не стоит. Ты сделай вид, что пьешь.
Алиса обернулась. Справа от нее сидела молодая женщина изумительной красоты. У нее были пушистые вьющиеся темные волосы, синие глаза в черных ресницах. Она была бледной и грустной. Платье у этой женщины было темно-синим с серебряным шитьем, а на голове горела небольшая корона.
— Ты меня не узнаешь, Алиса? — спросила женщина.
— Я… наверно, я забыла…
— Конечно, ты была совсем маленькая. Я королева Изабелла, твоя внучатая тетка по матери. И еще меня называют вдовствующей королевой-мачехой.
— Ой, извините! — сказала Алиса. — А я думала, что королева-мачеха обязательно должна быть старой и злой. Ведь сам король тоже немолодой.
— Его отец взял меня в жены четыре года назад, — сказала королева-мачеха. — Я была младше его на тридцать четыре года. А вскоре он умер, на престол взошел его сын, а я стала пленницей в этом дворце. Так мне и придется, видно, провести здесь остаток моих дней, если враги не отравят.
Король громко чавкал, пожирая баранью ногу, и запивал вином из кубка размером с ведро. К счастью, он сразу позабыл про Алису.
— Как твоя мамочка? — спросила Изабелла.
— Спасибо, здорова, — сказала Алиса. Она вообще врать не любила, а врать такой грустной и приятной женщине было втрое противно.
— А папа?
— Папа тоже здоров.
— Он оправился от ран?
— Оправился.
— Ему, кажется, дракон ногу откусил в битве за волшебную чашу? — спросила Изабелла.
— Да, кажется, — сказала Алиса и почувствовала, как краснеет, хорошо еще, что здесь было не очень светло.
— А как твой братишка? — продолжала расспросы королева-мачеха.
Нет, все-таки правду говорили в сказках, что мачехи в королевском чине — самые коварные люди на свете. И что ей приспичило допрашивать гостью о родственниках?
— По-старому, — сказала Алиса.
— Как его зовут, я забыла? — упорствовала королева Изабелла.
Алиса в отчаянии так вгрызлась в гусиную ногу, что даже зубы застряли. Теперь, если бы Алиса захотела ответить, все равно ей не вытащить зубы из жесткого мяса.
А над ухом все журчал голос королевы-мачехи:
— Да, конечно, его же зовут Венедиктом. Рыцарем Венедиктом. Или Павлом? Может, Павлом?.. Кажется, я его звала Павликом… Это он победил оборотня в битве у Заупокойного озера? Конечно же, вторая голова оборотня всегда висела в библиотеке твоего папы над письменным столом…
Изабелла посмотрела на Алису, подняв брови. Ей ничего не оставалось, как кивнуть головой. Такой ответ Изабеллу вполне удовлетворил.
— Правильно, — сказала она, — все сходится. Узнаю в тебе славную дочь бурного рода королей Актианских.
В этот момент король отложил баранью ногу, вытер ладони о живот и вспомнил о заграничной принцессе.
— Ну, как ты устроилась? Ванна тебе понравилась? — спросил он. — У вас тоже теперь руки перед едой моют?
Алиса попыталась освободить зубы из гусиной ноги, но ничего не вышло. Алиса извивалась в борьбе с проклятой ногой — а вдруг король решит, что она притворяется?
Но король все понял. Одной рукой он ухватился за кость, а другой крепко взял Алису за волосы и дернул.
Слезы брызнули из глаз Алисы, в ушах зазвенело, со страшным всхлипом гусиная нога вырвалась наружу, и король поднял ее вверх, как знамя.
— Повара! — закричал он. — Повара ко мне!
Изабелла достала кружевной платочек и вытерла Алисе слезы.
— Вот видишь, — сказала она, — какие у нас грубые нравы.
— Где повар? — вопил король.
Все молчали. Вдруг из-под стола показался колпак шута.
— Не извольте гневаться, ваше величество, но повара только на той неделе казнили, — сказал он.
— А где его помощник?
— Он убежал в лодке в открытое море.
— Кто же тогда готовил гуся, которым мы чуть не загубили нашу именитую гостью?
— Ученики кулинарной школы, ваше величество.
— Пусть их всех казнят.
— Ой, не надо, ваше величество! — закричала Алиса.
— Принцесса права, — сказал шут. — Эти ученики — наша последняя надежда. Если мы их казним, придется переходить на консервы.
— Ты так думаешь? — спросил король. — Ненавижу консервы. В последнем походе на мумизматов мы консервными банками из катапульты стреляли. Триста убитых, остальные раненые. Полная победа!
Король метнул гусиной ногой в собаку, и она убежала, воя на весь зал.
— Подавайте компот! — велел король. — И перейдем к делам. А то до турнира не управимся. Камергер, какие у нас дела?
Грузный мужчина с маленькой головой подбежал к трону, вытирая рукавом губы.
— Государственных дел на сегодня нет, — сказал он.
— А жалобы есть?
— Жалобы есть.
— От кого и на кого?
— От знатных людей, — сказал камергер. — На неизвестного рыцаря.
— Ну, начинай.
Король взял чашу с компотом и откинулся на троне.
— У кого жалобы, поднимайте руки! — воскликнул камергер.
Над столом поднялось несколько рук.