Еще бы я не понимал! Инициатива наказуема во все времена, и даже переезд в другую вселенную мало что меняет в этом плане.
– Левой! Левой! Держать равнение! Шире шаг, бараны кривоногие!
Если орать так целый день, то к вечеру голос безнадежно сядет, даже если регулярно промачивать глотку из предусмотрительно захваченной фляги с сильно разбавленным вином. Эту простую истину я выяснил в первый же день после заключения негласного договора с командиром, когда вывел на строевые занятия уже не десяток, а всю четвертую сотню. На следующий день я обзавелся палкой и стал активно внедрять невербальные методы общения с подчиненными – после этого горлу стало полегче, но дело все равно движется со скрипом.
– Левой! Левой! Шевелитесь, скоты!
Подбадриваемые этими жизнеутверждающими командами и энергичными взмахами палки ополченцы старательно пучат глаза и топают ногами, пытаясь удержать при этом некое подобие строя. К счастью, мелкие земельные собственники, составляющие основную массу моих подчиненных, все же поумнее рекрутов петровских времен и в состоянии отличить «право» от «лево», так что мне не приходится прибегать к приснопамятному трюку с сеном и соломой, но это, пожалуй, единственный светлый момент в задуманной авантюре с подготовкой к герцогскому смотру.
Крестьяне и мелкие предприниматели, выдернутые из привычной среды, ведут себя примерно как стадо баранов, внезапно оказавшееся в центре людного мегаполиса. То есть невнятно блеют, шарахаются от всего, что видят, и постоянно норовят сбиться в кучу. Удручающее зрелище, которое вряд ли порадует сиятельный взор герцога Этельгейра. Впрочем, мастер Сигрид – командир четвертой сотни и мой непосредственный начальник – считает, что все не так уж и плохо. С его точки зрения, я и так уже совершил невозможное, всего за девять дней научив толпу мужичья двигаться колонной, поддерживая минимальное равнение в рядах. Причем столь впечатляющий результат достигнут ценой смехотворных усилий – пара расквашенных носов, заплывший глаз и опухшее ухо слишком медлительных и чересчур непонятливых ополченцев – это ведь сущая ерунда, верно? А уж про синяки от палки и мою сорванную глотку можно и вовсе не вспоминать.
– Стой! К бою! Пики склонить!
То, что начальство довольно, – еще не повод сбавлять обороты. А потому каждое утро после скудного завтрака я вывожу сотню на плац и гоняю ее до обеда. Сигрид обычно появляется ближе к концу занятий, но сам в них не участвует, ограничиваясь наблюдением со стороны. У него с Раском свои дела. До мобилизации сотник был начальником городской стражи в Линдгорне – городке, возле которого разбит наш лагерь. Должность эта не шибко боевая, так что в военных делах он не особо волочет, зато по части всевозможных торговых махинаций и сокрытия полулегальных доходов Сигрид даст фору кому угодно. Потому полномочия мы с ним разделили, что называется, к взаимному удовольствию: я не лезу во все, что связано с вещевым, продуктовым и денежным довольствием, выделяемым командованием на содержание и снаряжение нашей сотни, а он не мешает мне готовить ополченцев к высочайшему смотру. Идиллия.
Командиры остальных сотен, кстати, прочухали, куда ветер дует, и тоже пытаются как-то подтянуть своих обалдуев. Так что последние четыре-пять дней строевой подготовкой в той или иной степени занимается весь лагерь. Разница в том, что конкуренты выбираются на плац лишь после обеда, так как первую половину дня заняты всякими хозяйственными работами, от которых наша сотня благополучно отмазалась. Подробностей не знаю, но, судя по всему, Сигрид, пользуясь старыми связями, припахал общину Линдгорна. Ну и ладно. Как говорится, с худой овцы…
Между прочим, отсутствие необходимости отправлять половину сотни на рытье нужников или заготовку дров позволяет мне тренировать подчиненных практически круглосуточно. После обеда ополченцы получают час на отдых и приведение себя в порядок, после чего я вновь гоню их навстречу подвигам. Поскольку по плацу в это время уже бродят, громко матерясь и периодически сталкиваясь друг с другом, несколько аналогичных толп, то туда лучше не соваться. Вместо этого я веду походную колонну вокруг лагеря, время от времени заставляя уже вконец офонаревших от творящегося вокруг непотребства «воинов» занимать оборонительное построение.
В последнюю пару дней к традиционным кругам почета добавилось движение в развернутом строю. Сотня строится в пять шеренг и, ощетинившись остриями копий, движется вперед, стараясь выдерживать равнение. Я обычно занимаю позицию на фланге, следя за тем, чтобы ряды не ломались, а образуемая первой шеренгой стена щитов не разрывалась. Сегодня этот маневр наконец-то получился более-менее прилично. Ну, то есть Герт, доведись ему увидеть такое, наверное, долго плевался бы, но по сравнению с тем, что было вначале, – очень даже неплохо.
Вот так вот, упиваясь достигнутыми успехами и попутно завершая очередной обход лагеря, я подвел свое воинство к плацу, где топтались наши менее продвинутые сослуживцы. Целых семь сотен маневрировали на довольно-таки ограниченном пространстве у ворот, стараясь не задевать друг друга. В общем, это удавалось, так как каждая сотня бродила по своему участку плаца, но время от времени невидимая граница все же нарушалась. Тогда две людские массы сталкивались, мгновенно теряя всякое подобие строя и превращаясь в галдящую толпу, после чего командиры, переругиваясь, начинали отделять своих баранов в сине-белых накидках от чужих таких же. Затем сотни выстраивались заново, и все повторялось.
Я как раз наблюдал за очередной такой разборкой, поджидая момент, когда можно будет спокойно проследовать к воротам лагеря, поскольку считал свою задачу на сегодня выполненной, как вдруг какой-то шаловливый бес незаметно толкнул меня в левый бок. Еще раз окинув взглядом плац с семью сотнями ополченцев, находящимися аккурат между нами и главными воротами лагеря, я развернулся к безучастно стоящим за моей спиной подчиненным и уже привычно скомандовал:
– К бою! Вперед, марш!
Поначалу ничего не произошло. Четвертая сотня достаточно уверенно топала к воротам в развернутом строю, а остальные ополченцы продолжали заниматься своими делами, не особо оглядываясь по сторонам. Но вот мы ступили на вытоптанную площадку плаца, и ситуация стала стремительно меняться.
– Пики склонить! Четче шаг, дармоеды! Левой! Левой!
Сначала нас не поняли. Командир ближайшей сотни решил, что мы просто заблудились и случайно забрели на его полянку. Он даже попытался разрулить ситуацию традиционным способом – с помощью словесной перепалки.
– Эй, четвертая, куда прете?! Посторонись!
Я вместо ответа просто взмахнул палкой, указывая своей сотне направление движения:
– Вперед! Не останавливаться! Левой! Левой! Левой!
Уверенные команды, отдаваемые безразличным от множества повторений голосом, мерный топот башмаков, надвигающаяся стена щитов и колышущаяся щетина длинных копий – вот что предстало перед оказавшимися у нас на пути ополченцами. Теперь дошло даже до самых заторможенных. «Вражеская» сотня рванула от нас во все лопатки, без колебаний бросая тяжелые пики, щиты и вообще все, что хоть как-то ограничивало свободу передвижения. Вслед за первой «поле боя» стремительно покинули и остальные, а мы, подняв пики, проследовали к воротам, поворотом направо перестроились в колонну и как ни в чем не бывало прошествовали в лагерь, провожаемые озадаченными взглядами часовых.