— Вы уж не поймите превратно, — продолжала глумиться Рина. — Нам с госпожой Бесфамильной глубоко пофиг, единственные мы у мужика, или нет. Дело не в неуместном консерватизме. Дело в чувствах! Нужно оставить ему лишь одну женщину. Все к выборам жены присоединяйсь! Понимаете, за двумя звездами погонишься, ни в одну не залезешь… Был бы парень молодой да крепкий, мы бы к вам и не обращались даже. А так — не тянет он двоих. Вечно какие-то сложности… «Мда?» — тут же думаю я. — «А у меня с ним особых сложностей не возникало. Может, это с тобой, Ринка, что-то не так?» Но вслух, конечно, совсем другое говорю:
— Рин, харэ народ интимными выдумками засыпать. Давай уже голосование начинать…
— То есть, ты действительно участвуешь в этом цирке? — очень тихо спрашивает Димка, побелевшими губами.
— Да. — отвечаю с достоинством. — Для меня многие твои поступки тоже были полной неожиданностью. Сегодня день познаний, скажи?
Дмитрий молчит, переключившись на тех, кому Ринка раздала листики. Мне тоже очень интересно, как же отреагирует публика. Публика? О, она в восторге…Оправившись от неожиданности, народ уже с готовностью включился в нашу игру. Обсуждают, смеются… С готовностью вписывают имя в бюллетень и бросают его в Димкину шляпу.
Вот так и вычисляется дух коллектива. Правы были продюсеры всех бездарных шоу — возможность понаблюдать за чужой постелью повышает рейтинг мероприятия вне зависимости от уровня сюжетов. Даже самый гадкий ширпотреб все равно будет популярным, если он представляет обширное поле для сплетен. Так вышло и в нашем случае. Противновато. Наше с Ринкой гадство оправдано: мы больны, а иронизировать над наболевшим — лучший способ выздороветь. А вот заблествешие живым интересом глазки коллег — это уже похабщина.
— Твоё слово, Димочка. — Ринка кладет перед Димой шляпу. Он отодвигает и шляпу и Ринку в сторону. Поднимается на ноги. — Не может быть! — притворно ахает Ринка, старательно обмахивая линзы веером накладных ресниц. — Тут твоя судьба решается, а ты не голосуешь! — Я готова провалиться сквозь землю, потому что, напрочь игнорируя Рину, Димка смотрит прямо на меня. Так, будто я этот весь бред говорю… — Как?! Ты воздержался? — продолжает юродствовать Ринка. Глаза её вдруг становятся влажными. То ли просто от перевозбуждения, то ли из-за Димкиного невнимания. — Не может быть! Ты же у нас, обычно, такой невоздержанный!
По столу пробегает волна сдавленных смешков. Народ оценил высказывание. И вдруг…
— Суки вы, девки! — мне в глаза сообщает Димка, потом хватается за край скатерти, резко отбрасывает его от себя, опрокидывая пару бутылок вина и блюдо с бутербродами, выхватывает у Рины свою шляпу, нервно вытрушивает на стол записки, разворачивается, не глядя на содеянное, и выходит из кабака. По хлопку двери, словно по мановению волшебной палочки, воцаряется тишина.
— А некоторым не смешно, — ясно слышится шепот Малого. А потом все заглушается отчаянным Ринкиным криком:
— Димка! Дим, вернись! — она бросается к двери, сшибает по дороге официантку, спешащую убрать на нашем столе, кричит, едва сдерживая слёзы. — Димка! Ты чё, обиделся, да? Мы ж пошутили…
Ну что ты будешь делать! Самое глупое, что можно было натворить на Ринкином месте, это объявить войну, а потом пойти на попятную. Зря она не слушала моих россказней о Слащове. Тогда б знала главный закон общей тактики боя. Колебания приводят к поражению — считал легендарный генерал. А вот умение твердо держаться единожды принятого решения — пусть оно даже хуже другого — приведет к победе. «Димка, конечно, психанул знатно — спасибо, что не убил. Но бежать за ним с носовым платочком и извинениями? Бред!» — мысли проносятся в голове с дикой скоростью. — «Сам бы пришел в себя и вернулся. И вообще, чего нервничать, спрашивается? Он развлекся нами, мы — им. Все честно, и достойно даже уважительных рукопожатий — как после игры, когда матч окончился вничью. А тут такая истерика, будто что-то серьезное произошло…»
Подсознательно, но целенаправленно накручиваю себя до уверенности — Димка не игрался. Происходящее между нами действительно что-то значило для него. Вместо угрызений совести за причиненную Дмитрию обиду, ощущаю почему-то дикий прилив радости. Тут же ловлю себя на этом, ругаю и заставляю переключить внимание на окружающих.
Еще несколько мгновений все с удивлением смотрят на дверь. Официантка порхает над столом, устраняя последствия Димкиной обиды.
— Кохання, це таке почуття! — присвистывает вслед Ринке кто-то из сценовиков. Зинаида пресекает свист грозным взглядом.
— Забудем об этом инциденте! — приказывает она. — С кем не бывает… — и тут же меняет тон на обворожительный, — Господа, праздник продолжается!
Все синхронно склоняются над своими тарелками и принимаются что-то пилить в них. Ну, конечно! Как только все интригующее закончилось, все сочли нужным продемонстрировать свою правильность и непричастность… Обалдеть, как вовремя! Ох, какие все вежливые… Сейчас о погоде заговорят, честное слово!
Повинуясь порыву вредности, начинаю разворачивать вываленные из шляпы записки и раскладывать их на две кучки. Далеко не все успели проголосовать, поэтому много времени это не занимает. Сама немало поражаюсь результату.
— Я выиграла! — сообщаю хладнокровно, но громко. — Не сказала бы, что я этому рада… — добавляю потише.
Вдруг проснувшаяся за нашим столом корректность не знает границ: коллеги делают вид, что не расслышали мой текст. Кто-то заводит отвлеченную беседу, кто-то даже идет на танц-пол…
— Грустишь? — спрашивает Малой, завидев во мне соратника по плохому настроению. Его Валентину утащил танцевать Антон из балета. — Налить тебе водки?
— Лучше сока, — отвечаю со вздохом, а потом добавляю уже с улыбкою, — Я не настолько грущу.
* * *
«Хватит! Хватит!» — командую сама себе, понимая, что давно уже нахожусь в мире воспоминаний. Интересно, сколько прошло времени? Мадам все также сверлит взглядом стену. Ринка сидит, свесив голову на руку и прикрывшись челкой. Наверняка, тоже вспоминает эпизоды, наверняка стыдится, что так глупо сдалась и струсила…
— Почему молчишь, почему не спрашиваешь? Не интересуешься, аль сама догадалась? — вдруг «включается» в реальный мир Мадам и склоняется над раскладом.
Смотрю на стол. Рядом с крестиком предыдущих толкований на столе сейчас лежит квадрат из девяти карт. Значит, пока я думала, Мадам успела добавить всего три карты. — — Догадалась — мрачно хмыкает Ринка, отвечая вместо меня. — Пиковый туз во всех раскладах предвестник страшного удара…
— Верно! — гремит Мадам. Чем слабее звучат наши голоса, тем сильнее ее напор. — Верно, милые, верно… Итак… В казенном доме плохо. Ай-ай-ай…
— Где? — переспрашиваю. — Это как понимать?
— Казенный дом для нас — это поезд. — поясняет Ринка-специалистка. — То, где мы проживаем из-за работы…
— Худо, милые, худо… — гадалка водит ладонью над картами. — Как ни крути — худо. Откровение, смерть, помешательство!