Страх окончательно растворился в темноте запертой комнаты. Здесь, в безопасности, в юноше вновь пробудился молодой авантюрный дух.
– И что это? – недовольно поинтересовался разведчик, забирая у парня блокнот, заляпанный серой слизью.
– Всего скорее, послание от нашей нежданной гостьи. Кажись, эта бестия еще и писать умеет. А я-то думал, хуже монстров, чем наши пауки в городской больнице, уже не встретим. А фиг, эта гадость еще веселее будет. Открывай, что ли, времени полно. Может, что-то станет ясно?
– Мутант, умеющий писать? – недоверчиво переспросил Николай. – Это все очень странно. Ладно, времени у нас полно, все равно сидеть тут, пока монстр нас караулит. Давай почитаем.
Мужчина укутал ребенка в тряпки, которые нашлись в его рюкзаке, нацепил ребенку на лицо белую маску респиратора. Малыш затих и уснул на руках.
Разведчики склонились над блокнотом, с трудом разлепляя склеенные кровью и слизью страницы. И чем дальше они читали аккуратный рукописный текст, тем больше удивления появлялось у них на лицах.
Среди ровных строчек выделялась кривая карандашная запись, заляпанная побуревшими пятнами крови.
«Марина мутант. Она умеет гипнотизировать звуками. Мне страшно. Спасите! Темно, генераторы встали. Если увидишь ее, беги! Она сожрет меня. Прощайте. Женя Иваненко».
– А вот и папа нашего мальчика нашелся, – вздохнул Николай. – И похоже, его все-таки съела эта бестия.
Последние строки были написаны прыгающим, неровным почерком, и мужчинам стоило больших усилий разобрать их.
«Мне больно. Родить малыша оказалось невыносимой пыткой. Он человек. Я боялась этого. На короткий миг ко мне вернулся рассудок, я смогла написать несколько строк. Спасите его. Помогите ребенку выжить. Он последний из нас, из жителей про́клятого бункера. Его зовут Сергей Евгеньевич Иваненко. Когда он вырастет, отдайте ему блокнот. Помогите!»
– Марина Александровна Алексеева, начальница бункера Гуманитарного института… Какой кошмар… Неужели так бывает?! – испуганно переспросил Слава.
– В этом мире и не такое бывает. Разве ты не понял? Мы теперь живем в одной сплошной фантастической истории. Знаешь, дружище, что забавно? Я же до Войны учился на биолога. Генетика, происхождение видов и все такое прочее. Молодой был, наивный, думал, что человек все законы природы познал. Формулы всякие, строение клетки, ДНК, эволюция. А сейчас понимаю, что ничего мы не знали. Тыкались, как слепые котята, слова разные умные придумывали, а толку? Все научные труды человечества насмарку. Теперь природа вытворяет такое, что ни одному ученому не снилось. Мутации не происходят быстро, говорили они. Требуются годы отбора, наследственность, изменчивость. Куда уж там. Сегодня мы не можем даже предположить, какие еще сюрпризы преподнесет нам завтра новый мир. Не станется ли так, что через пару дней мы не сможем даже носа показать из своих подземных укрытий? А ведь как старались, экспериментировали, скрещивали в лабораториях морковь с тараканами! А уж чего в военных лабораториях делали, страшно представить. Биологическое, химическое оружие разрабатывали… Атомную бомбу совершенствовали, чтобы одним ударом половину города с землей сровнять. И гордились! Как мы, горе-ученые, гордились новыми открытиями! За что боролись, на то и напоролись. Никогда часть не станет больше целого. Человеку никогда не покорить природу. Одна фатальная для всего рода людского ошибка – и эволюция пошла таким путем, какой нам не снился в самых страшных кошмарах. И вон тебе живые примеры. Один за дверью скребется, другой спит, как ни в чем не бывало. Довыдумывались. Пластохинон, сверхчеловек. Доигрались в царей природы, – после пережитого стресса Николая потянуло на философию.
Разведчик невесело усмехнулся, глядя на малыша, укутанного в грязную брезентовую куртку.
– Я читал в книжке, что однажды ученые рассчитали, будто по законам физики шмель не может летать. Не знаю, кто такой этот шмель, но он же летал. А потом, когда наука развивалась дальше, они свою ошибку поняли, – возразил его молодой напарник.
– Шмель… Да, слышал. Сначала рассчитали формулу для крыла самолета и только потом уже сообразили про то, что бедное насекомое ими еще и машет. Наверное, ты прав. Может быть, наши далекие потомки смогут описать ту фантасмагорию, которая творится сейчас. Хотя по мне, это все больше похоже на бред. Демиург спятил, комедия превратилась в драму, – непонятно ответил Николай, вновь погружаясь в чтение.
Разведчики еще раз пролистали блокнот, рассматривая ровные ряды букв в неровном свете фонарика. На последней странице, прилипшая к бумаге, лежала фотография. Казалось, ее торопливо сорвали со стены, где она провела долгие годы. Пожелтевший от времени, выцветший снимок запечатлел девушку и молодого мужчину, стоявших обнявшись на фоне моря. Сзади можно было разобрать расплывшуюся надпись синей ручкой: «Марина Алексеева и Женя Иваненко, Крым».
Слава во все глаза разглядывал юные лица, улыбавшиеся ему с карточки.
– Это они? – тихо спросил парень. В его глазах отразилась буря чувств.
Николай кивнул, с жалостью глядя на своего товарища. Нет, мальчишка, родившийся в бункере, никогда не поймет глухое, беспробудное отчаянье потери. Те чувства, которые сейчас бушуют в молодой душе, ничто в сравнении с тем, что пережили тогда двадцатилетние, такие же, как он, ребята.
«Доведись мне в его годы увидеть такое, я бы сошел с ума. Милая девочка, превратившаяся в ужасное, дикое существо, сожравшее отца собственного ребенка. Психбольница отдыхает! Но мне довелось увидеть столько, что даже это почему-то совсем меня не удивляет. Я притерпелся ко всему. Очерствел. Психика выдала защитный рефлекс. Да уж, человеку никогда не познать природу. Он себя-то познать не может…» – думал разведчик, удобнее устраиваясь на жестком полу. Его мысли были заняты другим. Не повторит ли младенец судьбу его несчастной матери? Марина не исключала этой возможности. Не отразится ли мутация на его внешнем виде и развитии? Этот вопрос тревожил мужчину. Принести ребенка в убежище означало подвергнуть всех жителей опасности. Выживет ли мальчик без радиации? Кто он – человек или мутант?
– Итак, что мы в итоге имеем? – вслух спросил Николай. – Когда-то под учебным корпусом Гуманитарного института был бункер. Его снабжение прекратили из-за того, что сломались радиационные фильтры. Потом грянула катастрофа, и там спаслись студенты – историки, философы и политологи. Они все дышали зараженным воздухом и пили зараженную воду. Марина Александровна Алексеева, та тварь, которая на нас бросилась, – это и есть она, – добыла пластохинон, или же эс-кей-кью-один, чтобы замедлить метаболизм и остановить мутацию. Почти двадцать лет они жили в благоденствии и счастье, построили безденежное общество со всеобщей трудовой повинностью, с развитой наукой и культурой. Но потом случилась беда. Дети заболели и мутировали в монстров. Они сожрали командование бункера, все старших, тех, кто помнил мир до Катастрофы, и разбрелись по окрестным районам. А Марина задалась целью вернуться в Мытищи. Здесь она родила ребенка, Сергея, и тогда рассудок ее окончательно покинул. Мне, как бывшему биологу, это никак не понятно. Как, черт дери этот спятивший мир, существо одного вида может родить существо другого вида?! Это все равно что кошка родила бы собаку! Странно, что бестия не сожрала малыша тотчас же. Видимо, какая-то генетическая связь между матерью и ребенком мутантам все же доступна. Бред и сумасшествие! Вот и скажи мне, дружище, кто это такой, человек или тварь?