Песня сирены | Страница: 39

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Кто-то позвонил Глебу накануне вечером, почти уже ночью, – говорил дальше мужчина, – и сообщил что-то, что заставило его бросить все дела и помчаться к вам на улицу Матросова. Я так думаю, тебе известно, кто это мог звонить.

– Я… Я… не знаю… – заикалась от удивления девушка.

– Разберёмся, – ухмыльнулся Шершнёв, – мы не оставим безнаказанным никого, кто причастен к этому беспределу.

Он отошёл к скульптуре римского солдата, который оборонительно выставил перед собой длинную пику и стиснул от злости натёртые до блеска медные зубы.

– Господи, – наконец выдохнула Лавра, сжав холодные руки, – какое горе…

– Да, – кивнул мужчина, – беда, как говорится, не приходит одна. Только вот, знаешь, я начинаю замечать странную тенденцию – во всех неприятностях этой семьи так или иначе замешана ты.

– Я??? Причём здесь я?! – встрепенулась расстроенная девушка.

– Стоило тебе вернуться в Питер, как на Холодовых обрушились одни несчастья.

– Да что Вы вообще такое говорите?! Глеб Валентинович для меня как родной, я в полнейшем ужасе от того, что с ним случилось!..

– Как родной, говоришь? – в той же флегматичной манере уточнил Шершнёв. – Если бы я не знал тебя, я бы поверил в эти слова. Но мне-то известно, зачем тебе нужно устранить Глеба.

– Хватит! – не выдержала Лавра, не в силах больше слушать нелепые обвинения. – Где эта больница? Я должна быть там.

Мужчина усмехнулся.

– Сиди лучше здесь, – сказал он, направившись к выходу. – Нечего тревожить и без того огорчённых людей.

– Но Марина моя подруга, в этот час я обязана быть рядом с ней и с Екатериной Львовной. Прошу Вас, не оставляйте меня в этой квартире одну…

Лавра хотела бы больше узнать о том, почему Шершнёв решил обвинить в нападении на Глеба Валентиновича именно её, но пока была вынуждена молча идти за ним к машине. Сейчас следовало проведать Марину и выяснить, что же на самом деле произошло этой ночью. И как вообще такое получилось, что Лариса оказалась рядом со своим дядей в момент катастрофы? Кто звонил ему перед этим происшествием и что за информацию сообщил, вынудив господина Холодова дёрнуться с места посреди ночи?..

Александровская больница раскинулась необъятными высотными корпусами на проспекте Солидарности, до которого чёрный автомобиль Шершнёва доехал за считанные минуты. Пробовать продолжить беседу на щекотливую тему ни мужчина, ни его побледневшая от потрясений пассажирка не решались, поэтому весь путь они хранили молчание. Да и о чём можно было вести речь? Это могло завершиться не иначе как очередным скандалом.

Несмотря на жару, многие люди возле главного крыльца больницы были в тёплых вещах, а некоторые вообще додумались закутаться в осенние плащи. И таких личностей Лавра встречала в Петербурге уже не впервые. Взять хотя бы Ивана Пантелеевича и Ламбранта из университета. Впрочем, думать об этом она не собиралась, спеша за Шершнёвым, как Пятачок за эгоистичным Винни-Пухом. Тот, казалось, совершенно не собирался ждать её, размашисто шагая по коридорам клиники. Здесь, внутри основного корпуса, народу было не меньше.

По пути Шершнёв пожимал руки работникам больницы, а очутившись на широкой лестнице, начал приветствовать каждого третьего. Лавра понемногу привыкла к его быстрой ходьбе и теперь отставала значительно меньше. К счастью, реанимационное отделение не пришлось долго искать.

– Ой, а к нему никого не пускают, – разочаровала их размалёванная девица в коротеньком белом халатике. – Пару часов назад приходил гематолог и запретил все посещения.

– А что не так? – помрачнел Шершнёв от неприятного известия. – Вроде говорили, что после операции есть надежда…

– Виталий, понимаете, анализы показали нехорошие изменения в крови. – Медсестра общалась с ним словно с давним знакомым, задумчиво потирая руки. – Реаниматолог пригласил специалиста, тот тщательно всё изучил и вынес своё решение. Такое часто бывает при черепно-мозговой травме, а уж в этом случае ничего удивительного лично я не вижу.

Шершнёв вздохнул и обернулся на притихшую Лавру. Ей сделалось вдруг душно в своём велюровом платье.

– А Лариса? – дрожащим голосом спросила Гербер.

– С девочкой получше, хотя у неё тоже серьёзные травмы, но для жизни уже не опасные…

– Ладно, Юлечка, я ещё в течение дня буду позванивать, – поблагодарил её Виталий и стал оглядывать светлый коридор, ища в нём кого-нибудь из Холодовых.

Тут и там на стенах висели объявления, запрещающие находиться здесь посторонним. Однако Шершнёва они не интересовали. Лавра, двигаясь за ним, понимала, что для человека его круга открыты любые двери, а уж искалеченному Глебу Валентиновичу наверняка предоставлены все условия для скорейшей реабилитации.

– Есть одна рекомендация для тебя, – вдруг сказал Виталий. – Пожалуйста, прислушайся к ней и не создавай никому лишних проблем.

– Рекомендация?.. – не поняла огорчённая брюнетка.

– Следаки непременно захотят пообщаться с родными и близкими Глеба, скорей всего, они уже завели дело. Нападение совершено с применением огнестрельного оружия. Так вот ты не болтай по поводу тайных свиданий, скажи, что была у знакомых или с какой-нибудь подружкой, не то, я уверен, тебя с твоей богатой биографией включат в список подозреваемых…

– Витя, – махнула им какая-то сгорбившаяся женщина из-за поворота, где коридор был заметно темнее.

Лавра не сразу распознала в ней Екатерину Львовну, на мгновенье спутав её с какой-нибудь уборщицей. Хотя любой человек, столкнувшись с такой бедой и вдоволь наревевшись, теряет всё своё очарование и превращается во владельца красного опухшего лица. Маринина мама представляла в данный момент именно такую убогую картину, уныло глядя глазами-щёлочками на прибывших посетителей. Дойдя до неё, Шершнев протянул сложенные в папку документы и потрогал за плечо, как бы подбадривая и выражая своё сочувствие.

– Екатерина… Екатерина Львовна, я… – начала девушка, протягивая к ней руку, однако госпожа Холодова жестом попросила замолчать. На какое-то мгновение Лавре даже показалось, что та не рада её появлению.

– Я всего лишь хотела бы… – предприняла выпускница вторую попытку уточнить обстоятельства, но Екатерина Львовна так посмотрела на неё, что Гербер пришлось закрыть рот.

– С Глебом возникла очень сложная ситуация, он может скончаться от большой потери крови. Врачи уже сделали, что смогли, мы наняли ему лучших специалистов, за ним установлен первоклассный уход, но этим трудно спасти его. – По щекам женщины заскользили новые слезы. – Это конец, Витя…

– Чем я могу помочь Глебу? – спросил Шершнёв, держа женщину за руку.

– Узнай, кто это сделал, и разберись, – прошипела госпожа Холодова, и косо глянула на притихшую Лавру.

Этот жест заставил девушку отступить в ближайший коридор. Она абсолютно не понимала, отчего мать подруги стала враждебно относиться к ней. Может, Шершнёв успел что-то сказать Екатерине Львовне насчёт своих нелепых подозрений? Ведь в квартире на Атаманской он уже пытался обвинить в случившемся Лавру. Или им было известно что-то такое, чего пока не знала сама Гербер?