К пяти часам вечера мы летели на высоте девять тысяч метров. Пер запустил горелки, чтобы подогреть воздух внутри оболочки. Мы жгли топливо уже целый час, но после шести вечера монгольфьер начал терять высоту.
– Не по теории получается, – сказал Пер.
– А в чем дело? – спросил я.
– Не знаю.
Пер продолжал колдовать с горелками, но монгольфьер по-прежнему шел вниз. Мы потеряли триста метров, потом еще сто пятьдесят. Становилось все холоднее, а солнце зашло. Было очевидно, что гелий в оболочке сжимается, становясь не тягой, а мертвым грузом.
– Надо сбрасывать балласт, – сказал Пер. Он был испуган. Нам всем было не по себе.
Мы потянули за рычаги сброса свинцовых грузов, закрепленных на днище капсулы. Они должны были оставаться в резерве пару недель. Теперь же они оторвались от капсулы и полетели вниз как бомбы – я видел все это на нашем видеомониторе. Я не мог отделаться от тревожного чувства, что это только начало грядущей катастрофы.
Быстро темнело. Без свинцовых грузов мы на какое-то время выровняли высоту, но скоро монгольфьер снова начал снижаться. На этот раз он снижался гораздо быстрее. Каждую минуту мы теряли шестьсот метров. Уши закладывало, внутренности, казалось, подступали к горлу. Теперь наша высота была всего четыре с половиной километра. Я старался сохранять спокойствие, но при этом лихорадочно обдумывал возможные варианты. Нам нужно было сбросить топливные баки. Но как только мы это сделаем, нашему путешествию конец. Я закусил губу. В темноте мы летели над Атласскими горами, двигаясь навстречу неминуемой катастрофе. Все молчали. Я проделал в уме нехитрые расчеты.
– С такой скоростью падения у нас всего семь минут, – сказал я.
– Что ж, – сказал Пер. – Открываем люк. Разгерметизация.
Мы открыли люк на высоте трех тысяч шестисот метров, спустились еще на три сотни метров и разгерметизировали кабину. В нее тут же ворвался холодный воздух. Мы с Алексом принялись выбрасывать за борт все, что было под рукой: еду, воду, машинное масло – все, что не было приварено или привинчено к капсуле. Вниз полетела даже толстая пачка долларов. На пять минут мы приостановили падение. О том, чтобы продолжать полет, не могло быть и речи. Нужно было спасать собственные жизни.
– Не помогает, – сказал я, видя, что стрелка альтиметра доползла до двух тысяч семисот метров. – Мы продолжаем падать.
– Ладно, – сказал Алекс. – Я полез на крышу. Надо сбрасывать топливные баки.
Алекс сконструировал капсулу и все, что в ней было, поэтому он лучше нас знал, как обращаться с креплением баков. Горелки ревели над нашими головами, бросая на нас блики оранжевого света.
– Ты когда-нибудь прыгал с парашютом? – прокричал я, наклонившись к Алексу.
– Ни разу, – ответил он.
– Вот твой вытяжной трос, – сказал я.
– Две сто, и снижаемся! – прокричал Пер. – Две тысячи метров!
Алекс выбрался из люка на поверхность капсулы. Скорость нашего падения уже практически не ощущалась – уши были полностью заложены. Если крепежные замки обледенели и Алекс не сможет отцепить топливные баки, нам придется прыгать. У нас оставалось от силы несколько минут. Подняв голову, я посмотрел на люк, мысленно репетируя свои действия: одна рука на ребре люка, шаг наружу – и прыжок во тьму. Инстинктивно я ощупывал свой парашют. Потом повернулся к Перу, чтобы убедиться, что он не забыл надеть свой. Пер, не отрываясь, смотрел на альтиметр. Стрелка неумолимо двигалась вниз.
У нас оставалось всего тысяча восемьсот метров в кромешной тьме – нет, уже тысяча семьсот. Если Алекс провозится наверху еще одну минуту, нам останется всего тысяча метров. Я подошел к люку и выглянул наружу, стравливая крепежный трос и наблюдая за Алексом, пытавшимся забраться на самый верх капсулы. Вокруг царила тьма и леденящий холод. Земли не было видно. Телефон и факс звонили не умолкая. Все, должно быть, сходили с ума, пытаясь понять, что у нас происходит.
– Один ушел! – прокричал Алекс.
– Тысяча сто метров, – сказал Пер.
– Еще один! – крикнул Алекс.
– Тысяча метров.
– Еще один!
– Восемьсот семьдесят, семьсот двадцать…
Был поздно покидать монгольфьер. Прыгнув, мы неминуемо разбились бы о скалы, рвавшиеся навстречу нам.
– Назад в капсулу! – заорал Пер. – Быстро!
Алекс буквально влетел внутрь.
Мы обхватили друг друга. Пер потянул за рычаг, высвобождавший топливный бак. Если бы механизм заело, то через минуту мы погибли бы наверняка. Бак полетел вниз, а монгольфьер внезапно дернулся и остановился. Ощущение было такое, словно кабина лифта ударилась о землю. Нас вжало в сиденья, а моя голова ушла в плечи. Потом шар начал подниматься. Мы смотрели на альтиметр. Семьсот восемьдесят метров, восемьсот десять, восемьсот сорок… Теперь мы в безопасности. Через десять минут набрали уже девятьсот метров, а монгольфьер все продолжал подниматься к ночному небу. Я опустился на колени рядом с Алексом и обнял его.
– Слава Богу, что ты с нами, – сказал я. – Без тебя мы уже погибли бы.
Говорят, что перед взором умирающего человека в последние секунды пролетает вся его жизнь. Со мной ничего подобного не произошло. Когда мы летели вниз к своей судьбе – полыхнуть огненным шаром в Атласских горах – и я был уверен, что мы погибнем, единственное, о чем думал, так это о том, что если доведется выжить, никогда ни на каком шаре летать не буду.
Всю ночь мы бились с тем, чтобы хоть как-то управлять монгольфьером. Перед самым рассветом уже подготовились к приземлению. Внизу была алжирская пустыня – не самое гостеприимное место во все времена, и уж тем более, когда страна погружена в хаос гражданской войны.
Пустыня мало напоминала пейзаж с желтым песком с мягкими холмами дюн, знакомый нам по фильмам типа «Лоуренс Аравийский». Голая земля была красной и усеянной торчащими скалами – безжизненной, словно поверхность Марса. Скалы торчали остриями вверх, как термитники. Мы с Алексом сидели на крыше капсулы, очарованные великолепным зрелищем рассвета над пустыней. Мы понимали, что можем и не увидеть наступившего дня. От этого восходящее солнце и постепенно прогревавшийся воздух казались еще более драгоценными. Видя скользящую по пустынной поверхности тень монгольфьера, было трудно поверить, что это та же самая машина, которая ночью камнем неслась навстречу Атласским горам.
Оставшиеся топливные баки загораживали иллюминатор Пера, и Алекс давал ему указания. На подлете к земле Алекс крикнул:
– Линия электропередачи впереди!
Пер прокричал в ответ, что мы находимся посреди Сахары, и никаких линий электропередачи здесь быть не может.
– Мираж, наверное! – крикнул он Алексу.
Алекс настоял на том, чтобы Пер выбрался наружу и посмотрел сам. Нам действительно удалось наткнуться на единственную в Сахаре линию электропередачи.