– Как ты можешь управиться со всеми делами за пятнадцать минут?
Я отвечаю:
– Это просто. Нельзя терять ни единой секунды.
Это правило справедливо по отношению и к моему бизнесу, и к моей личной жизни.
Сейчас, когда я стал старше и, возможно, чуточку мудрее, могу это сказать. Однако так было не всегда. Мою первую жену Кристен очень раздражало то, что я постоянно висел на телефоне. Она говорила, что я трачу на бизнес всю свою жизнь и не могу провести границу между работой и домом. Она была права. Проблема отчасти заключалась в том, что я работал из дома. Я не мог удержаться от искушения снять трубку, если звонил телефон, – а он практически не умолкал. Конечно, хорошо было бы не брать трубку – но вдруг за очередным звонком скрывается интересная сделка?
И даже сейчас, пребывая в состоянии полной расслабленности, я ни на секунду не прекращаю думать. Когда бодрствую, мой мозг работает все время, я обдумываю идеи. А поскольку Virgin стала глобальной компанией, мне приходится бодрствовать большую часть суток. К счастью, я овладел искусством спать урывками, по часу или по два. Из всего, чему я научился, именно эта способность для меня жизненно необходима. Скажем, в автобусе, едущем из Гонконга в Китай, делать особо нечего – и я сплю. А потом просыпаюсь – и полностью готов снова работать часами. Кроме всего прочего, это прекрасный способ отключаться. Уинстон Черчилль и Маргарет Тэтчер мастерски владели искусством спать урывками, и я следую их примеру.
У испанского художника Сальвадора Дали был свой уникальный способ наслаждаться мгновением. Когда его одолевала скука, он шел в свой сад на вершине скалы у берега моря. Срывал прекрасный персик, нагретый солнцем. Держал его на ладони, любуясь золотистой кожицей плода. Закрыв глаза, нюхал его. Теплый нежный запах обволакивал художника. Потом он откусывал один кусочек. Его рот наполнялся сладким соком. Он наслаждался им очень неспешно, смакуя, а потом выплевывал сок и швырял персик в море, плескавшееся внизу. Дали говорил, что этот единственный, так и не проглоченный им кусочек давал ему гораздо большее наслаждение, чем если бы он съел целую корзину персиков.
Сожаление о прошлом – как персик, который ты швырнул вниз. Персика больше нет, но ты полон раскаяния. Ты жалеешь о том, что выбросил его. Ты хотел бы его вернуть. Мне кажется, что лучший способ наслаждаться мгновением – не горевать о прошлом. Сожаления тянут тебя вниз, тащат обратно в прошлое, в то время как тебе нужно двигаться вперед.
Тяжело и неприятно проигрывать, но еще тяжелее и неприятнее страдать по этому поводу. Мы все совершаем поступки, о которых потом сожалеем. Иногда – обычно посреди бессонной ночи – они кажутся нам большими ошибками, но позднее, оглядываясь назад, мы видим, какими незначительными они были на самом деле. Сожаление, вызывающее грызущее чувство вины, может наградить вас разве что бессонницей. Но я убежден: прошлое есть прошлое. Его нельзя изменить. И даже если ты действительно сделал что-то не так, сожалеть уже поздно – надо идти вперед.
Хорошей иллюстрацией сказанного может быть случай, произошедший во время нашего с Кристен медового месяца в Мексике. Она специально выбрала для этого остров Косумель, где вообще не было телефонных линий и где со мной никто не мог связаться. Сначала я с трудом привыкал к мысли о том, что отрезан от мира, но вокруг было столько всего интересного, что постепенно я расслабился. Две недели спустя мы перебрались на полуостров Юкатан, где можно верхом или на джипе объезжать руины старых храмов майя. Однажды вечером в баре небольшого прибрежного городка я разговорился с парой каких-то туристов, утверждавших, что Юкатан – лучшее место в мире для ловли марлина и парусника. До тех пор я никогда не рыбачил в открытом море, и тут же загорелся новой идеей. Я расспросил местных и договорился с несколькими рыбаками о том, что они на следующий день возьмут нас с собой на своей яхте. Мы прибыли к причалу еще на рассвете, но, несмотря на ясное небо и яркое солнце, шкипер отказывался выходить в море, заявив, что позже может разразиться шторм.
Я подумал, что он хочет вытянуть из нас побольше денег. На следующий день мы должны были возвращаться домой, и это был наш последний шанс. Я завелся и заявил, что заплачу вдвое против обычной цены. Несколько туристов, которые еще в баре договорились выйти с нами в море, сказали, что тоже заплатят в два раза дороже, и капитан согласился. Туристы оказались правы – рыбалка была просто замечательная. Марлины и парусники, казалось, взлетали вверх специально для того, чтобы вцепиться в наши крючки, хотя вытаскивать их из воды оказалось совсем нелегкой работой. Мы все наслаждались великолепной рыбалкой, а я как раз пытался измотать очередного марлина, когда увидел, что все вокруг внезапно потемнело. Один из рыбаков тут же перерезал ножом мою леску, и марлин исчез в глубине. Мне стало немного не по себе. Всю пойманную нами рыбу мы отпускали, но мысль о том, что огромный марлин будет плавать в море с крючком и десятком метров лески во рту, мне не понравилась. Однако нам нужно было уходить от приближавшегося шторма – и я не стал спорить. Поднялся сильный ветер, резко похолодало. Команда запустила двигатель, чтобы идти домой, но тут выяснилось, что руль заклинило. Яхтой стало невозможно управлять, и она кружилась на одном месте как заведенная. Шторм усиливался, а море разбушевалось. Огромные волны перекатывались через палубу. Это был самый сильный шторм, который мне довелось видеть. Людей тошнило, Кристен дрожала от холода и страха, а судно содрогалось от ударов. Я был уверен, что оно не выдержит и мы пойдем ко дну.
Через час худшее, казалось, миновало. Море успокоилось, а небо было залито каким-то странным зловещим светом. Мы оказались в самом центре урагана, и самое страшное было впереди. Я взглянул на горизонт и пришел в ужас, увидев плотную черную стену, двигавшуюся к нам над водой. Это был дальний край шторма, и выглядел он пугающе. Я подумал, что, когда ураган обрушится на нас, мы погибнем.
Кристен – американка, хорошо знакомая с океаном, быстро оценила наши шансы. Мы могли оставаться на яхте и, вероятно, пойти ко дну вместе с ней – или же могли добираться до земли вплавь, пытаясь опередить шторм. Она была прекрасной пловчихой и настаивала на том, что нам следует плыть к берегу, находившемуся милях в двух от нас. Остальные принялись уверять, что это безумие, но мы настаивали на своем. Рыбаки дали нам какую-то доску, за которую можно было держаться, и мы прыгнули в воду. Это действительно казалось сумасшествием. Я всерьез боялся утонуть и деревенел от ужаса при мысли о том, что нас могут сожрать акулы. Нас отнесло далеко в сторону, но мы продолжали плыть, подталкиваемые огромными волнами.
Два часа спустя, промерзшие насквозь, мы все-таки пробились через полосу прибоя к берегу, где и упали без сил. Как только мы смогли снова двигаться, то пересекли зловонное мангровое болото и добрались до деревни, чтобы организовать спасательную операцию. Мы нашли достаточно большое судно и отправились на поиски остальных, но по пути попали в еще более сильный шторм, и нас отогнало обратно к берегу. Когда шторм прекратился, поиски рыбацкой яхты возобновились, но два дня поисков так ничего и не дали – ни обломков, ни тел. Это было ужасно. Мы летели домой молча, погруженные в мрачные мысли – а чувство вины не покидало меня.