– Дрова только сырые кладите! – всполошился отец Михаил. – Быстрой смерти не должно быть даровано предателю!
– То поджигать, то тушить… – Алекса передернуло при упоминании изуверской казни, которую люди здесь весьма охотно применяли к своим собратьям. Бывшему военному пилоту претила такая жестокость. Надо убить – убей, но зачем же мучить? Удар какой-нибудь острой железякой по голове или шее решал проблему ничуть не менее эффективно, но куда более быстро, чисто и с меньшими трудозатратами. – Вот не лень вам с дровами возиться? Киньте его в костер, который точно первым тушить не собираетесь, да и всего делов.
– Ну а как же отпущение грехов? – возмутился Густав. – Он же мне все-таки брат!
Закончив добивать раненых врагов, паладины дисциплинированно потянулись к своим духовным наставникам, уже успевшим снять огнеметы и доставшим остро наточенные ножи, рассаженных по баночкам пиявок, какие-то вонючие мази и бинты. Горячка боя и выпитые препараты мешали элите воинства церкви чувствовать боль. Однако травмы за время схватки они все-таки получали. Тут ушиб, там синяк, сям острие клинка вошло между пластинами брони, смогло проткнуть прокладку и чуть-чуть царапнуть тело… Подобные мелочи требовалось устранить – чем раньше, тем лучше, чтобы не снижать в дальнейшем боеспособность подразделения и не пускать на ветер все труды, вложенные в элитных солдат.
– Правильно! Милосердие – это благое дело. Сначала отпущение грехов и только потом казнь в очистительном огне, – закивал священник, избавленный от медицинской возни в силу своего начальствующего положения. – Да и потом, людям после такого не помешает устроить маленький праздник. Кстати, какого именно оракула у нас получилось спасти сегодня?
– Серебряного Соловья! – не без гордости заявил Густав.
– Самого Соловья? – ахнул отец Михаил. – Того самого?! Как он здесь оказался?!
– Наше семейство полностью оплатило постройку этого замка, перекрывающего дальнейший путь от Ринкьеры в глубь христианских земель! – приосанился феодал и наконец-то убрал окровавленный кинжал обратно в ножны. – Именно за этот подвиг из самого Рима была направлена святая реликвия, позволяющая нам, ничтожным червям, напрямую общаться с небесами!
– О чем речь? – перебил их Алекс. – Что еще за соловей и какой такой оракул?
– Как? Вы не знаете? – поразился Густав. – Это же один из величайших артефактов древности, что уже многие века силой своей убеждает безбожников и скептиков в чуде истинной веры. Удивительная металлическая птица, коей можно задавать вопросы и получать ответы. Таковых насчитывается всего десять штук, и каждую из них святая мать-церковь бережет как зеницу ока!
– Гхм. – Алекс оглянулся, осматривая округу и пытаясь найти в ней незамеченные следы технического прогресса. Нет, в возможность подобного «чуда» он верил, как мог в него верить только обладатель некоторого количества роботов, некоторые из которых вполне могли при необходимости заняться составлением прогнозов на ближнее и не очень будущее – в меру отпущенного им программами и железом вычислительного потенциала. Однако у местных-то подобное чудо откуда? Из обрывков полученного когда-то давно образования Вей знал, что до развития электроники вроде бы существовали какие-то ее механические аналоги. Однако их характеристики военный пилот представлял себе весьма смутно. Вес в пару тонн, размер в целую комнату и вроде бы микроскопический объем памяти… Но микроскопический – это сколько конкретно? Гигабайт, может быть? И на что, спрашивается, хватит такой смехотворной мощности? Уж точно не на полноценное многофакторное моделирование мало-мальски сложных процессов! – И что, прямо-таки отвечает? Поддерживает беседу? И на какие темы может говорить?
– Серебрянный Соловей, как и другие оракулы, говорит лишь «да» и «нет», ибо вопросы к нему до́лжно обращать лишь прямые и не имеющие многих толкований, а все прочее от лукавого, – насупился Густав, почувствовавший в словах Алекса издевку. – Вернее, он поет как живая птица, если хочет согласиться. Нужно лишь крутануть ручку святого ковчега, на котором он сидит, дабы разбудить серебряную птицу. И это не обман, а истинное чудо! Спрашивающий остается с ним в комнате один на один, и нет рядом человека, что мог бы выдать себя за изъявителя воли небес!
– А, ну тогда ясно, – успокоился Алекс, вспомнив о том, как однажды видел в сувенирном магазине полностью механическую музыкальную шкатулку. Видимо, ему попался какой-то ее аналог, которым предприимчивые служители культа научились управлять дистанционно. Скорее всего, просто встроили в предтечу всех плееров малозаметный тумблер, который можно было заранее скрытно переставить на положение «вкл» или «выкл». Ну а если этот их соловей-оракул своими трелями поддерживал почти настоящую беседу, значит, в соседней комнате сидел обладатель очень тонкого слуха и дергал за тонкую лесочку, привязанную к данной игрушке. – Действительно чудо. Больше не спорю. Кто, кстати, его сделал-то?
– Да один грек, слуга императора Нерона, – отмахнулся отец Михаил. – Хоть нехорошо так говорить про власть светскую, но дрянь был правитель. Редкостный распутник, грешник и безумец. А вот подданные у него оказались замечательные, сполна одаренные Божьей благодатью. Тот же мастер, если не ошибаюсь, еще делал самозаполняющиеся чаши для церквей и питающие сами себя фонтаны. Посмотреть на эти чудеса, возможные исключительно милостью Всевышнего, в Рим уже не одно столетие стекаются тысячи паломников!
– Умный был тип, – вздохнул Алекс, сожалея, что этому настоящему ученому не довелось родиться чуть позже, так бы он мог переселиться в «Амаласунту». – Скажите, а гидравлику, случайно, не он изобрел? Просто, насколько я помню, принцип работы сообщающихся сосудов относится именно к этой ветви физики.
Артиллерийскую установку наконец-то расковыряли, выволокли наружу экипаж… и двигатели. Алексу только и оставалось, что ругаться, когда он увидел «моторы», приводящие технику в движение. Два десятка мускулистых чернокожих атлетов с покрытыми жуткими шрамами лбами, в глазах которых не имелось ни малейшего проблеска разума, своими ногами тащили взваленный на их плечи сарай в нужную сторону. Три смуглых малинита, выглядящих бледными задохликами на их фоне (лбы украшало голографическое клеймо в виде стилизованной буквы «М»), лишь подгоняли грубую мускульную силу ударами палок, заставляя ее проворнее шевелиться и направляя в нужную сторону. И ни один из них не имел ни малейшего понятия, как делались примитивные пороховые ракеты, которые они закладывали в способные ограниченно перемещаться по вертикали и горизонтали направляющие. Ну или они очень талантливо притворялись… Так талантливо, что начавший разделывать их заживо ради получения информации отец Михаил не мог почувствовать ложь.
– Прекращаем пытки, – распорядился Алекс, усилием воли подавляя рвотные позывы. Поочередно лишающиеся значительных кусков кожи, ушей, пальцев, носов и даже глаз малиниты были далеко не самым аппетитным зрелищем. Однако пощады орущие от боли пленники просили одним способом – полностью сосредоточившись на попытках докричаться до своего духовного лидера и призвать на головы христиан хоть какое-нибудь проклятие. – Эти клоуны ничего не знают, кроме своих молитв. С ними должен был быть кто-то еще.