«И для этого ему потребовалась винтовка?» – подумал Кобёрн. Переводчик продолжил:
– Утром наш мулла напишет записку мулле Резайе с просьбой пропустить вас.
Кобёрн прошептал Саймонсу:
– Что вы думаете? Следует ли нам остаться здесь на ночь или ехать дальше?
– Не думаю, что у нас есть выбор, – ответил Саймонс. – Когда он назвал нас «гостями», это было простое проявление вежливости.
Они выпили чай, и переводчик объявил:
– А теперь мы пойдем и поужинаем.
Все встали и обулись. Возвращаясь к автомобилю, Кобёрн заметил, что Гейден прихрамывает.
– Что у тебя с ногой? – поинтересовался он.
– Не так громко, – прошипел Гейден. – У меня все деньги затолканы в носки ботинок, и мои ноги просто гробят меня.
Кобёрн засмеялся.
Они сели в автомобили и отъехали все еще в сопровождении курдских охранников и переводчика. Гейден украдкой снял ботинки и положил деньги по-другому. Они заехали на заправочную станцию. Гейден пробормотал:
– Если бы они не собирались отпустить нас, нам не разрешили бы заправиться… верно?
Кобёрн пожал плечами.
Они подъехали к городскому ресторану. Сотрудники «ЭДС» сели, а охранники разместились за столами вокруг них, образовав неровный круг и отрезав их от обитателей города.
Работал телевизор, показывавший аятоллу, который произносил речь. Пол подумал: «Господь всемогущий, надо же случиться такому, чтобы, когда мы попали в беду, этот парень пришел к власти». Затем переводчик сообщил ему, что Хомейни призывает не причинять вреда американцам, но им должно быть позволено покинуть Иран без оружия, и у Пола с души свалился камень.
Им подали челла-кебаб – ягненка с рисом. Охранники уплетали еду за обе щеки, положив винтовки на стол возле тарелок.
Кин Тейлор съел немного риса, затем положил ложку на стол. У него болела голова: он вел машину и чувствовал себя так, как будто солнце целый день светило ему прямо в глаза. Его также беспокоило, что Болурьян может ночью позвонить в Тегеран, чтобы навести справки об «ЭДС». Охранники жестами призывали его продолжать трапезу, но он сидел, попивая кока-колу.
Кобёрн также не испытывал голода. Он вспомнил, что должен позвонить Гуламу. Было поздно: люди в Далласе тронутся умом от волнения. Но что ему сказать Гуламу – что все в порядке или что они попали в беду?
Когда ужин закончился, последовало некоторое препирательство по поводу того, кто должен оплатить счет. Рашид сказал, что счет хотят оплатить охранники. Американцев чрезвычайно тревожило, как бы не оскорбить хозяев предложением оплаты, когда они считались гостями, но им и не хотелось быть неблагодарными по отношению к этим людям. В конце концов Кин Тейлор заплатил за всех.
Когда они уходили, Кобёрн сказал переводчику:
– Я бы хотел позвонить в Тегеран, сообщить нашим сотрудникам, что у нас все в порядке.
– Хорошо, – согласился молодой человек.
Они подъехали к почтовому отделению. Кобёрн и переводчик вошли внутрь. Помещение было битком набито толпой людей, ожидавших возможности воспользоваться тремя или четырьмя телефонными кабинками. Переводчик поговорил с кем-то за стойкой, затем сказал Кобёрну:
– Все линии на Тегеран заняты – чрезвычайно трудно дозвониться.
– Можно будет вернуться сюда потом?
– О’кей.
Они выехали из города в кромешной тьме. Через несколько минут автомобили остановились у ворот в заборе. В лунном свете поодаль виднелись очертания чего-то похожего на плотину.
Произошла довольно длительная задержка, пока нашлись ключи к воротам, затем они въехали внутрь. Автомобили оказались в небольшом парке, окружавшем богато украшенное современное здание из белого гранита.
– Это – один из дворцов шаха, – объяснил переводчик. – Он посетил его всего лишь один раз, когда открывал электростанцию. Сегодня мы им воспользуемся.
Они вошли в здание. В помещении царило приятное тепло. Переводчик с негодованием сказал:
– Отопление было включено все три года на случай, если шаху захочется сюда заглянуть.
Путники поднялись наверх и осмотрели свои апартаменты. Там располагался огромный роскошный королевский номер люкс с гигантской, прихотливо разукрашенной ванной комнатой, затем вдоль коридора шли комнаты поменьше, меблированные двумя односпальными кроватями, и с ванной – предположительно для охранников шаха. Под каждой кроватью стояла пара шлепанцев.
Американцы расположились в комнатах для охраны, а революционные курды заняли апартаменты шаха. Один из них решил принять ванну: американцам было слышно, как он плескался в воде, гикая и что-то выкрикивая. Через некоторое время курд вышел. Это был самый крупный и крепкий парень из всех них, вырядившийся в причудливый купальный халат шаха. Кривляясь, он прошелся по коридору, в то время как его товарищи помирали со смеху. Охранник подошел к Гейдену и сказал по-английски с сильным акцентом:
– Сущий джентльмен.
Гейден покатился со смеху.
Кобёрн спросил у Саймонса:
– Какие планы на завтра?
– Они хотят сопроводить нас до Резайе и передать тамошнему главе, – сообщил Саймонс. – Для нас было бы недурно иметь их сопровождение, если мы натолкнемся еще на несколько блокпостов. Но когда мы попадем в Резайе, мы, возможно, смогли бы убедить их отвезти нас в дом профессора, а не к тамошнему главе.
Кобёрн кивнул головой.
– Точно.
У Рашида был обеспокоенный вид.
– Это дурные люди, – прошептал он. – Не доверяйте им. Нам надо убираться отсюда.
Кобёрн не был уверен, что он доверяет курдам, но совершенно точно был убежден, что, если американцы попытаются уехать прямо сейчас, быть беде.
Он заметил, что один из охранников был вооружен винтовкой «G3».
– Эге, вот это настоящее огнестрельное оружие, – констатировал он.
Охранник, похоже, понял и улыбнулся.
– Я никогда не видел этого раньше, – сказал Кобёрн. – Как вы его заряжаете?
– Заряжаю… вот так, – сказал охранник и показал.
Они уселись вместе, и охранник объяснил устройство винтовки. Он достаточно хорошо говорил по-английски, чтобы с помощью жестов его можно было понять.
Через некоторое время Кобёрн осознал, что теперь он сам держал винтовку.
Он начал расслабляться.
Прочие пожелали принять душ, но Гейден пошел первым и вылил на себя всю горячую воду. Пол принял холодный душ: он в последнее время привык к холодному душу.
Члены команды узнали кое-что о своем переводчике. Молодой человек учился в Европе и приехал на родину на каникулы, когда революция захватила его и помешала ему вернуться: вот каким образом он узнал, что аэропорт закрыт.