Осторожный отец Мефодий, несмотря на то, что эти слова полностью совпадали с письменными указаниями самого Иосифа, тем не менее, не ответил ни да, ни нет, а лишь склонил голову в знак понимания и удалился молиться.
Поздним вечером того же дня в атмосфере строжайшей тайны Владимир Гусев прочел собравшимся молодым людям письмо князя Василия, старшего сына Великого князя Московского Ивана Васильевича и великой княгини Московской Софьи Фоминишны, урожденной Палеолог.
В этом письме Василий сообщал о смертельной опасности, которая нависла над православной церковью и Великим Московским княжеством. Эта опасность по его словам исходит от тайных еретиков, которым удалось добраться до самого сердца державы — они опутали своими лестными речами даже великого князя, их ставленницей является еретичка Елена Волошанка, и если на престоле воцарится ее сын Дмитрий, также воспитанный в духе новой и страшной ереси, то это будет означать гибель православия на Руси и всего Московского княжества.
Гусев еще не успел дочитать письмо, как отец Мефодий все понял.
Он знал о том, как много лет игумен Иосиф идет по следам тайного и неуловимого братства, и только теперь становится понятным, почему так долго не удавалось выйти на их следы: оказывается, они находятся в непосредственной близости от великокняжеского престола и готовы его захватить.
Так что к тому времени, когда Владимир Гусев закончил чтение письма князя Василия, отец Мефодий уже прекрасно понимал, какое благословение и на что именно от него потребуется и легкий холодок — нет, не страха — смертельной опасности пробежал по его телу, когда он осознал, что будет, если темные силы опередят их.
Действительно, в последней части письма князь Василий призывал молодых дворян придти к нему на помощь, сплотиться вокруг него и немедленно предпринять самые решительные действия для того, чтобы остановить нависшую угрозу.
Закончив чтение письма, Владимир Гусев сказал, что он является предводителем московской группы сторонников князя Василия, что в эту группу входят влиятельные, хоть и небогатые молодые люди, и они все как один готовы отдать жизнь за правое дело, в чем давно уже поклялись и вот сейчас он, Гусев, предлагает присутствующим здесь молодым угорским дворянам последовать их примеру и поклясться верности Василию и его матери, великой княгине Софье Фоминичне. Затем Гусев сказал, что понимает их состояние и для того, чтобы они могли спокойно принять решение и осознанно сделать выбор оставляет одних вместе с присутствующим здесь отцом Мефодием.
Когда он вышел из комнаты, все явственно услышали звук железного засова, закрывающего дверь снаружи.
Отец Мефодий был зрелым сорокадвухлетним мужчиной, прошедшим суровую школу жизни, физически и духовно закаленным и теперь он с интересом вглядывался в лица сидящих напротив него молодых людей, которых он знал с пеленок и понимал, что присутствует сейчас при необыкновенно важном, поворотном моменте жизни этих людей: им сейчас предстоит принять решение, которое, переменит не только всю их жизнь, но, возможно, и жизнь всего княжества, и в то же время, пожалуй, с еще большей вероятностью может очень быстро привести их на плаху.
Самый старший, но наименее воинственных из всех Петр Картымазов, которому уже исполнилось тридцать три года, застыл, словно статуя, слегка побледнев, и напряженно размышлял, глядя куда–то в пространство.
Налитые кровью красные щеки рослых и крепких детей Филиппа и Настеньки, семнадцатилетних близнецов Алексея и Елизаветы Бартеневых покраснели еще больше, а глаза их расширились и засверкали.
Братья Филимон и Георгий Зайцевы (погодки: одному двадцать четыре, другому двадцать три)сохраняли спокойное хладнокровие.
Забияки и драчуны, двадцатидвухлетний Ян (родным отцом которого был печально всем известный Ян Кожух Кроткий), пасынок Леваша Копыто и его сводный брат семнадцатилетний Данила, родной сын Леваша, казалось только этого и ждали — они подтолкнули друг друга локтем, подмигнули и видно было, что у них просто руки чешутся и они давно ждут чего–то подобного, чтобы проявить свой характер и темперамент.
Но больше всего отца Мефодия интересовала реакция пятнадцатилетнего Ивана Медведева, и в своих предположениях, что он должен быть достойным сыном своего отца Мефодий не ошибся.
Иван Медведев в одну секунду как будто преобразился, от него исходила энергия, готовность к действию и в тоже время его серые, как у отца глаза оставались внимательными и спокойными, при этом он был единственным из присутствующих, на чьем лице появилась едва уловимая улыбка.
В тоже время отец Мефодий полностью отдавал себе отчет, что его присутствие здесь не случайно, и что он, и никто другой, призван быть здесь, дабы одобрить и благословить то, что в последующие века станет именоваться двумя жесткими и прямыми словами: государственный переворот.
И он свою миссию выполнил.
Когда молодые люди оправились от первого впечатления и пришли в себя, они, все как один, испытующе посмотрели на него, как бы ожидая его реакции.
Отец Мефодий вспомнил своего учителя и наставника Иосифа Волоцского, встал и, осенив присутствующих крестным знамением, произнес просто и в то же время величественно:
— Да благословит вас Господь на защиту веры и державы нашей.
Он подошел к закрытой двери и постучал. Засов тотчас отодвинулся и на пороге показался Гусев.
— Молодые дворяне ждут тебя, — сказал ему Мефодий. — Мне кажется, они уже приняли решение.
Легким пружинистым шагом он вышел во двор, сел в кибитку и скомандовал вознице:
— В Москву.
….В Москве он пробыл почти полгода и только неделю назад вернулся.
С облегчением на сердце он узнал, что за время его отсутствия здесь ничего нового не произошло.
В Москве тоже царило полное затишье, но отец Мефодий понимал, что это спокойствие кажущееся, а где–то там внутри идет жестокая и беспощадная война и в любой момент сюда на Угру может прискакать гонец и тогда молодые угорцы должны будут исполнить то, в чем поклялись и, быть может, после этого все поменяется в нашем княжестве — дай–то Бог к лучшему, дай–то Бог…
Хотя перемены уже есть, правда совсем в другом плане, но тоже важные, и он, Мефодий, внес свою крохотную лепту в это большое дело.
В Москве отец Мефодий участвовал в переписывании нового свода законов, вошедшего впоследствии в русскую историю как «Судебник Ивана III».
Печатного станка на Руси еще не было, а «судебник», состоящий из шестидесяти восьми статей, надо было многократно переписывать вручную, чтобы в каждом городе княжества, в каждом месте, где находятся великокняжеские наместники, окольничие или урядники был экземпляр нового «судебника». Вот для составления этих копий, или как тогда говорили списков, и были вызваны в Москву Мефодий и еще целая группа дьяков, подьячих и монахов с красивым почерком.
Впервые прочтя этот документ, Мефодий понял, какое огромное значение он будет иметь для всех жителей княжества. В этом судебнике были использованы «старинная Русская Правда», свод законов Ярослава Мудрого и достаточно просвещенному Мефодию открылись в нем даже отзвуки Моисеевых заповедей и отдельные черты византийского законодательства.