– Мы не смотрим телевизор, – ответил Макс. – И я понятия не имею, почему и зачем Андрея Ковалева выставляют преступником!
В голове Макса как будто бы взорвалась портативная ядерная бомба, уничтожившая ощущение безопасности. Все было плохо, но стало еще хуже!
– Показали номера телефонов, по которым сознательные граждане могут обратиться в случае, если им что-либо известно, – произнес мужчина многозначительно.
– Ты угрожаешь?
Наслаждаясь превосходством, Адольф Иосифович засмеялся, но через мгновение от веселья не осталось и тени – начался удушающий приступ. Вмиг из уверенного в себе властителя он превратился в немощного старикашку с трясущимися руками. Его эго размером со слона превратилось в дохлого, едва шевелящего лапками комара. Макс бросился было помочь, но отец остановил его повелительным жестом.
– Не надо! – преодолевая одышку, произнес больной мужчина. – Я хочу ощущать себя самостоятельным как можно дольше. Не за горами постельный режим. Еще потаскаешь меня. Я ведь смогу на тебя рассчитывать?
Макс кивнул. Адольф Иосифович поднялся с кресла и подошел к сейфу, находящемуся в другой части комнаты за бардовой портьерой. Он попытался загородить спиной свою сокровищницу, чтобы сын, не дай бог, не подглядел шифр.
Макс мог с легкостью ограбить жадного родственника, используя лишь гипноз. Ворчащий скупердяй даже и не вспомнил бы, что именно случилось. Макс терпеливо наносил визиты, чувствуя себя узником замка совести.
Адольф Иосифович убрал деньги в карман халата из синего бархата и долго ковырялся с замком сейфа. Он боялся, что сын прочтет его мысли и узнает заветные цифры. Старик бубнил вслух, чтобы отвлечься:
– Я в жизни не подавал попрошайкам на улице! Это было ниже моего достоинства. Я всегда считал: хочешь жрать – заработай! Но иногда злодейка-судьба строит козни и вынуждает играть по своим правилам.
– Каждый из нас, «койотов», мечтает быть обычным человеком, который мог бы позволить себе ходить на свидания, выпивать с друзьями в барах… И главное – крепко спать по ночам. Сон для такого, как я, – роскошь. У нас нет документов, нас как будто и не существует, – голос Макса дрогнул. – Мы даже за медицинской помощью не можем обратиться…
– У вас прекрасный иммунитет, в отличие от нас – простых смертных!
– Но мы тоже чувствуем боль, отец! Недавно один из нас получил увечья и чуть не умер, и если бы не помощь Герды…
– Гертруда! Она ведь лечит, правильно? – заинтересованно затараторил Адольф Иосифович, возвращаясь к столу. – Почему она не помогает твоему умирающему папаше, который ее содержит?
– Потому что она исцеляет физический ущерб. Источник твоего рака – злость, которую дар Герды не одолеет.
Отец стиснул зубы. В это мгновение его лицо стало таким же синим, как его халат. Он достал из кармана денежные купюры, смял их и швырнул на пол, зарычав:
– Забирай подачку и убирайся из моего дома!
Адольф Иосифович забился в конвульсиях – новый приступ отнимал его силы. Максу хотелось гордо развернуться и покинуть обитель зла и ненависти, но он вынужден был склонить спину, чтобы собрать деньги с пола. Через ком в горле он выдавил:
– Мне внушали, что я – избранный, особенный! Но что мне делать с моей эксклюзивностью? Как ее использовать на собственное благо и не в ущерб другим? Почти каждый день я вижу сны, в которых умоляю профессора остановить опыты! Мое детство было пронизано болью и страхом! За это я должен сказать ТЕБЕ спасибо, отец!
– Ты ни черта не знаешь, и поэтому не спеши плевать в руку дающего! Постарайся приходить пореже. Живите по средствам – учитесь экономить! Аудиенция окончена.
Макс шагал в сторону выхода. «Это и есть самое дно? Может ли быть хуже?» – размышлял измученный событиями предыдущих суток «койот».
Не спеши, невеста,
Замуж за бойца:
Нынче неизвестна
Доля молодца…
Александр Твардовский
Бравый вошел в кабинет генерал-полковника ближе к полуночи – воскресные сутки затянулись. Человек старой закалки, Колосов, несмотря на почтенный возраст, всегда выглядел бодрым и подтянутым, но не в этот раз. Он будто прибавил десяток лет – ссохся, уменьшившись в размерах.
– Степан Иванович, я слышал, вам вызывали доктора. Как ваше здоровье? – мягко спросил Бравый.
– Со мной все в порядке, – отмахнулся генерал-полковник, чувствуя смущение за проявленную слабость.
– Мы разослали ориентировки на розыск Ковалева Андрея Евстафьевича. По телевидению на каждом канале его портрет и информация о том, что он подозревается в убийстве. Кто-то где-то должен его заметить. Ждем сообщений от сознательных граждан.
– Где ты видел нынче сознательных граждан, Бравый? – с тоской произнес генерал-полковник. – Вот в наше время – были ЛЮДИ! Почитали родину и знали смысл слов «честь и достоинство». А теперь? Я оглядываюсь по сторонам, и мне страшно за будущее моих внуков! Что по остальным собакам?
– По остальным членам группировки дополнительных данных нет.
– Не густо. А что там с профессором… Как его…
– Севастьянов. Я говорил с ним сегодня по телефону. Очной встречи он по-прежнему избегает. Личности остальных учеников раскрывать отказывается.
Генерал-полковник поднялся с места и подошел к шкафу, стоящему в углу. За одной из дверец скрывался мини-бар старого служаки. Он достал два стакана и початую бутылку «Белого аиста».
– Привык к нему еще с ТЕХ времен, – прокомментировал Колосов свое пристрастие, наливая бренди. – Садись, Руслан Викторович, дай остыть ногам и мозгам.
Бравый устроился за длинным переговорным столом, расположенным отдельно от священного генеральского места. Степан Иванович вручил коллеге наполненный бокал и присел рядом с ним.
– Давай помянем Ивана! – предложил генерал-полковник.
Бравый кивнул. Оба выдержали паузу, после чего опустошили содержимое стаканов.
– Устал я, Руслан Викторович, от этой канители! Постарел! – признал Колосов. – Я на даче дом отстроил добротный. Там хорошо… Лес, свежий воздух, банька. Благодать!
Бравый понимающе кивнул. Тоска по гражданской жизни ему была знакома.
– До сегодняшнего утра я думал по-другому. Слово «пенсия» у меня вызывало ярость. А когда сердчишко сдавило, я посмотрел вокруг и сказал себе: пора на покой, вояка.
– Можно личный вопрос, товарищ генерал-полковник? – осторожничал Бравый.
– Спрашивай.
– Как ваша супруга относится к тому, что двадцать четыре часа в сутки вы служите государству?
Колосов засмеялся. Ему понравился вопрос.
– Она сорок лет говорит одну и ту же фразу: «Уйду я от тебя, Степка!»