– Я хотел сказать, отвезу завтра днем. Скину ей куда-нибудь во двор.

– Во двор, значит? С заходом на кофеек, да? Посидеть, повспоминать о старых временах – из вежливости, само собой?

– Карен, старые времена – фигня, ты это знаешь. Они прошли, и слава богу. Это просто коробка старого барахла, которое она сама небось толком и не помнит. Ну хочешь, я просто возьму и все это где-нибудь вышвырну, да и дело с концом?

– Так нельзя. Это ж ее вещи!

– Ну вот видишь! – желчно ухватился за ее слова мужчина. – Ты же сама мне об этом и напоминаешь! А я вот возьму, выброшу их по дороге с работы, и будем с тобой жить-поживать да так называемую жизнь кайфовать. Идет?

– Идет.

Кристина пребывала в испуганном безмолвном напряжении, вполуха слушая разговор и прикидывая, сколько пройдет времени, прежде чем мужчина наконец заметит стоящую у стены девушку или глянет через софу и увидит, что там сзади залегла еще одна незваная гостья. Из этого состояния Крис вырвал звук, заставивший ее поднять глаза. На нее не мигая смотрел младенец.

Оставленная без присмотра на время препирательств своих родителей, малютка приподнялась на материнском плече повыше – достаточно, чтобы заглянуть за край софы.

Она с недетской серьезностью моргнула. Где-то в ее крохотном несформировавшемся умишке загорелся тревожный огонек. Держащую ее женщину она знала. Знала и мужчину. А вот кто эта, что перед ней? Кто эта долговязая за этой вот штукой, на которой сидит мать? Этого малышка не знала, но своим глубинным пещерным инстинктом чуяла, что большие незнакомые люди в пещере не сулят ничего хорошего.

Личико девочки сморщилось, и она расплакалась. Кристина ошеломленно смотрела на нее, не зная, что лучше: улыбнуться, на всякий случай отвернуться или еще чего.

– Прекрасно, – недовольно сказала хозяйка. – Вот у нас опять пошло-поехало!

– Дай-ка я ее возьму, – протянул руки мужчина.

– Перестань, – сердито поведя плечом, сказала его жена и начала вставать.

– А ну-ка сократись, поняла? – огрызнулся хозяин дома. – Дай ее мне!

– Ну на, на. Милости прошу!

«Только не поворачивайся, – мысленно заклинала Кристина. – Пожалуйста, только не поворачивайся».

Спустя секунду младенческий плач пошел на убыль.

– Ну вот, умничка, – с тихой гордостью за себя сказал малышке отец. – Все хорошо. Вот так.

– Надо же. И как это у тебя получается? – с ревнивой полуулыбкой спросила хозяйка.

– Просто она чувствует сильного мужчину.

– Откуда? Через стенку в соседнем доме, что ли?

– А вот знай наших!

Возникла пауза, а за ней звук поцелуя.

– Хоть ты и козел, – со вздохом, но уже более миролюбиво сказала женщина, – но хорошо хоть, не все время.

– В то время как ты у нас стерва круглые сутки, семь дней в неделю.

На этом мужчина оказался огрет по энному месту, но уже, можно сказать, любовно.

– Прости, – сказал он. – Я знаю, вещи Дианы тебя бесят и мне давно пора было их убрать. Моя вина.

– Твоя – значит, и моя.

– Значит, мы друг друга стоим.

– Да уж куда мне до тебя!

Оба негромко рассмеялись.

– Так ты говоришь, по мужику маешься? Я б на твоем месте точно измаялся.

– А я нет, – с лукавством поглядела на хозяина дома его супруга. – Я, наоборот, силы коплю. Как уложишь принцесску, могу тебе и показать.

– Договорились. Пойду наверх, попробую ее уложить. Ну а ты пока откупорь бутылочку. Только без меня не начинай.

– Что: пить или в бутылочку играть?

– И то и другое.

Наконец, хвала небесам, стало слышно, как они выходят из комнаты.

Крис рывком подняла голову на Лиззи и того, другого Ангела под столом. Брюнетка смотрела на нее, уже приподняв палец и приставив его к губам.

Знак понятен: соблюдаем тишину и готовимся уходить.

Лиззи подождала еще пару секунд, после чего проворно вылезла из-под стола. Кристина, хрустнув суставами, пружиной вскочила на ноги, и в это же мгновение из-за шторы выскользнул пампушкин друг.

– Можно, конечно, и отправиться, – хихикнула полненькая блондиночка, которой, судя по виду, все было нипочем, – только я бы, наверное, еще подзадержалась: что там у них, интересно, за показушка намечается?

Остальные ее проигнорировали. Крис следом за Лиззи выскользнула в прихожую и подобралась к входной двери.

– Открывай, – шепнула брюнетка.

Кристина как можно аккуратнее отодвинула задвижку, и друзья один за другим бесшумно просеменили по ступеням наружу. Крис сошла последней, прикрыв за собой дверь так же осмотрительно, как она открывала ее.

Остальные Ангелы к этому моменту находились уже на тротуаре. Крис пришлось догонять их бегом. Торопливо уходя прочь по дороге, вся братия прыснула со смеху.

– Какого вообще хрена?! – негодовала их новая приятельница, топая следом. – Вы что, рехнулись, что ли? Вы хоть понимаете, что мы чуть не попали?!

– Да как-то не очень, – отозвалась толстушка.

– А тот парень, который залез наверх, – что теперь будет с ним?

– Да ничего, – ответила Лиззи. – Но на сегодня действительно хватит. Давайте найдем местечко поспокойнее.

– Да ну вас! – в сердцах крикнула Кристина, в которой весь пережитый страх вылился в гнев. – С меня хватит. Вообще дурь какая! Просто не пойму, как меня там не арестовали. И как те двое не заметили тех, кто стоял перед ними?

Брюнетка положила ей руку на предплечье, но Крис ее стряхнула.

– Нет, ты мне скажи. Почему они ее не увидели? – потребовала она ответа.

Лиззи задумчиво примолкла, а затем, похоже, пришла к какому-то решению.

Глава 43

По пути на работу я случайно наткнулся на Лидию. Обычно она раньше середины вечера у ресторана не появляется, следуя какому-то неисповедимому закону, который, видимо, бытует среди тех, у кого нет ни работы, ни дома, ни друзей, помимо стихийного сброда непредсказуемых индивидуумов, выпавших по жизни в осадок. Этих тайных троп в мегаполисе существует множество. Люди вроде нас с вами могут и не знать, как они петляют и где пересекаются, но они все равно есть и существуют постоянно, так что одну и ту же городскую среду населяют как бы две обособленных породы людей, единственная борьба за ресурсы у которых проявляется в виде протянутой руки, а также голоса, сдавленно испрашивающего лишнюю мелочь.

Словом, подходя предвечерней порой к «Адриатико», я увидел на углу Лидию.

– Как дела, Лидс? – спросил я, а сам по ходу заметил: что-то изменилось. Не знаю, что именно происходит с людьми, держащимися в стороне от того, что принято считать разумным, но что-то происходит с их энергетикой – сумасшедшинкой в глазах, смутностью движений, – и возникает ощущение, что человек загнан в невидимый угол и пытается вновь обрести голос, вырваться из тесного плена.