Из темноты показался Циркач.
– Что там, чисто? – спросил Платов.
– Теперь – да. – Он продолжал вытирать лезвие ножа пучком травы. – Но надо уходить, командир. Американцы скоро будут здесь.
– Да, ребятки, надежда у нас на ноги. Пока не прижали, надо бежать и бежать. Становись!
Хук, поднимаясь, спросил:
– Командир, может, не будем этого аса с собой тащить, тут оставим? Уж если они примерное наше место знают, то летчик ничего нового им не расскажет, так же? Пусть до своих отсюда выбирается, нам и Пирожника хватит.
Женька даже зубами заскрипел.
– Не злись, – сказал Платов. – Заслужил. А насчет того, чтоб американца отпустить… Знаешь, Хук, я еще надеюсь, что их спецназ не знает, с кем дело имеет, может, думает, что северян преследует. Потому негоже нам пока раскрываться. Галет ему хватит, так что…
Циркач занял место позади Пола. Платов подошел к нему, поглядывая при этом на летчика, и Циркач все понял правильно:
– Не трать время на инструктаж, командир. Не уйдет. Ты ж меня знаешь.
– Знаю, – кивнул Платов.
Отряд перешел на бег, Платов занял свое место в колонне и уже сам себе еще раз сказал:
– Знаю.
Дача стоит на высоком берегу реки. Точнее, это не дача, а добротный деревенский дом, построенный еще до войны родителями отца Циркача. Они умерли, и с тех пор зимой здесь никто не жил, кроме знакомых, приезжавших в эти края на охоту и рыбалку, – они дом дачей и назвали.
Сейчас – позднее лето. Во дворе – длинный стол, за ним гости, песни, пьяненькие разговоры. Старая груша-дичка разрослась так, что затеняет почти половину двора. Во главе стола – новобрачные, Циркач и Лариса. Платов с Хуком сидят с противоположного конца стола, и Циркачу приходится почти кричать, чтоб быть услышанным друзьями:
– Где Физик? Куда вы Физика дели?
– Сейчас найдем, – говорит Хук.
Он и командир выходят из-за стола, Циркачу хочется быть с ними:
– Лара, может, и мы передохнем?
– Я бы с удовольствием. А гости не обидятся?
– Ты думаешь, гостям сейчас до нас есть дело? Когда столько коньяка на столе?
Тут как раз с дерева падает груша, и попадает кому-то точно в рюмку, хохот стоит, все соскакивают с мест, хотят увидеть грушу в коньяке… В общем, действительно не до жениха и невесты людям.
А Лариса, Циркач, Платов, Хук заходят в комнату. Здесь Физик вешает люстру – собственный подарок, который он привез из Москвы. Люстра как раз подходит к деревенскому дому – невысокая, с цветными стеклышками, схожими по форме с грушевыми листьями.
Мама Циркача стоит рядом с ним, жалуется зашедшим ребятам:
– Ну никак не уговорю его идти за стол! Я же электрика хоть завтра приглашу, а он – смотрите что делает? И на веранде, и во второй комнате уже всю проводку заменил…
Хук разводит руками:
– Вот что значит не пить. Беда – я давно ему об этом говорил.
– Тебе много еще тут возиться? – спрашивает Циркач.
– А что?
– Прогуляться с нами не хочешь?
– Куда?
– Так, в огороде посидим, за околицей пройдемся.
– А чего ж не пройтись. Я минут через пятнадцать подойду.
– Мам, – сказал Циркач, – можно мне уже переодеться, а? Костюм, галстук – все как-то не по-человечески.
– Ну не трико же надевать, – развела руками мама. – И не солдатские штаны.
– Во, точно! Где мое курсантское хэбэ? Я не растолстел, так что в него влезу…
Лариса побежала домой тоже переодеваться, а ребята зашли в соседнюю комнату. Здесь на стене висит большая фотография. Генерал, еще моложавый, мама в спортивной куртке с крупной надписью СССР, Циркач в курсантской форме.
Мама заходит следом, поясняет:
– У него столько железа с войны в груди было… И один осколок тронулся, врачи ничего не смогли сделать. А так хотел на свадьбе сына погулять! И вообще, столько еще планов было – не успел…
– Зато успел меня в теплое местечко пристроить, – говорит Циркач, переодеваясь.
Мама бросает взгляд на Платова:
– Ох, знаю я эти теплые местечки…
Она остается с Физиком, а ребята выскакивают в огород. Там через низкий забор – уже соседская копна сена, на верху сидит Лариса в простом летнем платьице. Они залезают к ней.
Жарит солнце, августовское, не жалеющее себя перед осенью, наливаются медом яблоки, и осы гудят вокруг них. На той стороне реки начинаются леса, береза с елью, на свадебном столе было много грибов – это оттуда. Платов вздохнул: никак не удается сходить за грибами, а хотелось бы…
Лариса прильнула к плечу Циркача:
– Вот здесь же копна стояла, когда мой разлюбезный в десятый класс перешел. Я сижу на ней, а они с Николаем Терентьевичем, с папой своим, в малиннике. Мой спрашивает: «А в училище при поступлении плавание сдают?» А Николай Терентьевич отвечает: «А как же, вот только у тебя с этим пока плоховато». Взял ведро с малиной и пошел в дом…
В огороде показался Физик, подобрал с земли яблоко, протер о рубашку, грызанул так смачно, что стало слышно на копне.
– Видно, увильнуть от командировки хочет, – сказал Хук. – На больничный с дизентерией уйдет… И что дальше-то произошло, Лариса? Отец ушел, а этот сразу к тебе на копну?
– Если бы. Он тогда меня не замечал. Он, сумасшедший этот, бегом через огород и прямо с кручи как прыгнет и не выныривает. Я как заорала…
Хук показал рукой:
– Вот с той кручи?
– Да, представьте, – сказала Лариса.
Теперь уже хмыкнул Платов:
– Не может быть, там же высота…
– Да, и глубина сразу, – у Ларисы даже глаза округлились и опять стали испуганными. – Там омут, сомы живут…
Блаженно улыбающийся Циркач покачал головой:
– Не было такого. Что я, действительно сумасшедший, что ли?
– Ну да, – согласился Платов. – Это ты, Лариса, приукрасила малость. У берега омут, а дальше течение такое сильное.
– А ширина? – сказал Хук. – Я неплохо плаваю, и то бы никогда в жизни…
Лариса обиделась:
– Вы мне не верите?!
Они в один голос выкрикнули:
– Не-е-ет!
И в тот же миг оказались в одних плавках, помчались через огород к берегу, и Физик присоединился к ним, и вот так, кучей, сиганули в реку. Закричала Лариса…
Год назад это было. Ларисе скоро рожать. Перед этой командировкой Платов сказал Циркачу: