– Может, все-таки спустишься? Пусть она тебя увидит.
– А вы-то тут при чем?
– Я ни при чем, но ты – законченная эгоистка. Так мызгать близкого человека… Это жестоко и безнравственно.
Таня обиделась.
– Значит, так! Мне шестнадцать лет. У меня паспорт есть. Я уже взрослая, и нечего меня обзывать. Каждый взрослый человек имеет право на свою порцию одиночества. Разве не так?
– Так. Но не за счет других.
– А я не хочу, чтобы меня искали. Я хочу, чтобы меня все потеряли. Понятно?
– Понятно.
– Передайте, что я жива и здорова и домой не пойду. И пусть меня никто не ищет. Меня нет.
Таня хочет захлопнуть дверь, но Николай подставляет ногу.
– Пустите!
– Послушай: когда кто-то рядом с тобой шагает не в ногу, не суди его. Может, он слышит совсем другой марш.
– Да какой у Ивашовой марш? У нее и слуха-то нет…
Таня поворачивается и уходит.
Николай идет вниз по лестнице.
Дверь тяжело захлопывается.
Прихожая Багиры.
На стене висит календарь с портретом Озерникова. Рядом в рамочке портрет Пушкина работы Кипренского. Появляется Багира с кухонным ножом в руке.
– Кто там? – спросила она.
– Этот приходил. – Таня указывает на Озерникова.
– А этот не приходил? – Багира указывает на соседний портрет.
– Понадобится – и этот придет. Я их всех на уши поставлю, – мстительно говорит Таня и скрывается в комнате.
– Митрофановское отродье, – заключает Багира. – Хоть бы кто-нибудь в меня пошел… И что с вами со всеми будет, когда я умру…
– Переедем в твою квартиру! – орет Таня из-за двери.
Двор. Озерников выходит из подъезда. Галина напряглась в ожидании.
– Там она. Все в порядке. Завтра придет, – сообщает Николай.
– Что я ей сделала? – произносит Галина упавшим голосом.
– Дело не в тебе. Она с Генкой поссорилась. К брату ревнует. Много всего. Ей тоже непросто. Первая любовь, первое предательство.
– Думала, подрастут – легче будет. А получается – все труднее и труднее. Им отец нужен.
– Почему он от тебя ушел?
– Поехал на время, на заработки, ну и закрутился… Знала бы Агнесса, она не стала бы мне делать окна.
– Агнесса – это кто? – не понял Николай.
– Завуч. Она ставит мне первый урок, третий и пятый. А второй и четвертый я должна в учительской сидеть.
– Мама, я кушать хочу, – напомнил о себе Виталик.
– Поужинаете с нами? – пригласила Галина.
– Пойдемте, в солдатики поиграем, – подключился Виталик.
Озерников в концертном прикиде сидит на крыльце деревянного дома Галины. Пьет чай.
Появилась Галина, останавливается возле дверного косяка.
– Уложила, – сообщает она. – Заснул вместе с солдатиками. Руку положил на коробку. Дурачок.
– У тебя очень красивые дети, – отозвался Николай.
– Для меня красивые.
– А друг у тебя есть? – поинтересовался Николай.
– В смысле любовник? – уточнила Галина. – Нет.
– Почему?
– Не хочу.
– Почему?
– Потому что я должна буду отдавать ему время и энергию. А я лучше это время и эту энергию отдам своим детям.
– А счастье?
– Дети и есть мое счастье.
– А жизненные впечатления?
– Впечатлений хватает, как видите.
– Странно. Ты молодая, красивая.
– Я знаю.
– И что?
– Ничего. Это лучше, чем если бы я была старая и страшная, как Агнесса. Она меня презирает за то, что я одна. Считает, что я никому не нужна.
– Хочешь, я пойду с тобой в школу и притворюсь твоим любовником?
– Хочу! Но мне неудобно таскать вас по своим делам.
– Пользуйся, пока я здесь. И говори мне «ты».
– Это неудобно. Кто вы, и кто я. Я – серая мышь, а вы делаете счастливыми целые залы. Можно сказать: все человечество.
– Я делаю счастливым все человечество, а своего сына я предал.
На крыльцо выходит щенок. Николай берет его на руки. Щенок лижет его лицо.
– Танька притащила с улицы, а сама ушла. А я не знаю, как с ним обращаться. Я его все время кормлю, а может, это вредно…
Галина берет щенка, поднимает к своему лицу. Целует в мокрую мордочку.
– А у вас есть собака? – спрашивает Галина.
– «Ты», – поправляет Николай.
– Ну хорошо, – соглашается Галина. – У тебя есть собака?
– У меня нет собаки. У меня все было, а сейчас нет ничего, кроме успеха в работе.
Галина садится рядом на крыльцо. Она готова слушать. А Николай готов рассказать.
– Десять лет назад я жил в таком же маленьком городке, он назывался «поселок городского типа». У меня была жена Люба, сын Славик, собака Найда и кот Кузьма. А еще петух Напа, полное имя – Наполеон.
– Ты их любил?
– Любил, но я хотел петь. И не просто петь, а быть знаменитым на всю страну. Собирать залы. Глохнуть от оваций. Я жаждал славы. У поэта Евгения Винокурова есть стихи: «Она была сильней, чем похоть, страшней, чем на глазу бельмо».
– Кто она?
– Жажда славы. Я иногда думаю: из чего она произрастает, эта жажда? Потом догадался: зацепиться за время. Подольше постоять в памяти людей. Преодолеть забвение. Преодолеть смерть. Своего рода – инстинкт самосохранения.
– А я никогда не хотела славы. Зачем мне любовь людей, которых я даже не знаю? Мне нужна любовь тех, кто рядом. Но, извини, я тебя перебила.
– Я знал, что там, в этой дыре, я ничего не добьюсь. Я поехал в Москву. Я собирался устроиться и вернуться за семьей. Поступил в консерваторию, меня взяли…
Николай замолчал, погрузившись в воспоминания.
– А потом? – подтолкнула Галина.
– Потом конкурсы, воспаление легких, учеба, безденежье, молодость, пианисточки…
– Закрутился, – подсказала Галина. – Женщина появилась…
– Аккомпаниатор Лиля. Она была частью моего дела, а значит – меня. Мы стали одно целое. Ну… я поехал домой, чтобы объясниться с Любой.
– Ты решил уйти?
– Поселок для меня – мертвый угол. Все мое будущее виделось мне в Москве, с Лилей. Она чувствовала каждую мою паузу, каждое дыхание. С ней я звучал, как Орфей в раю…