Она смотрела, как темнеет и скручивается бумага, пожираемая жадными языками огня. Через несколько мгновений перед ней лежали лишь обугленные клочки и горка серого пепла.
Дента похоронили душным туманным ноябрьским утром. Казалось, все ненавидели и презирали его, но на похороны пришли по крайней мере двести человек. Их было так много, что толпа терялась в белесом тумане.
— Они пришли оплакать великого режиссера, а не человека, — прошептал Гэри.
Лиза ласково сжала его руку. После смерти Дента Гэри стал для нее надеждой и опорой. Впрочем, нельзя сказать, чтобы она сильно нуждалась в утешении. Дент вихрем ворвался в ее жизнь, задержался ненадолго, а потом ушел, причем по собственной воле — но об этом никто не знал, кроме нее. Время от времени на Лизу наваливалась грусть, но потом и это прошло: она знала, что Дент презирал бы ее за сентиментальность. Так что по-настоящему о Джозефе Денте не скорбел никто.
За исключением Сабины. Лишенная общества отца в первые годы своей жизни, девочка обожала его. После смерти Дента она была безутешна и спала в кровати Лизы, жалобно всхлипывая во сне.
— Со временем она привыкнет, — говорила Милли. — Время лечит все.
Сабина нуждается в любви, думала Лиза, и никто так не стремился дать ее девочке, как она. Самым главным наследием Дента стала его дочь. Он оставил Лизе свой дом и состояние, два миллиона долларов, но более всего она дорожила Сабиной, своим долгожданным ребенком.
На похоронах Дента не было цветов и молитв. В маленькой часовне звучал Вагнер, а Гэри и еще двое старых друзей произнесли короткие прощальные речи. Но и только. Лиза изо всех сил старалась не допустить ничего такого, над чем посмеялся бы ее покойный супруг.
Когда все кончилось, Гэри сказал:
— Кое-кто хотел бы вернуться обратно в дом. Мы посмотрим пару его фильмов, если ты не возражаешь.
— Нет, конечно. Я попросила Милли приготовить напитки и легкую закуску.
В бледно-голубом небе появилось яркое солнце, когда процессия из дюжины машин направилась в «Тимперлиз». В первом автомобиле ехали Лиза и Гэри.
— Я буду рада, когда этот день закончится, — со вздохом призналась Лиза, когда кортеж свернул на подъездную аллею. — Нет ничего хуже похорон.
Тем же вечером ей предстояло вспомнить эти слова.
Стоило Лизе войти в холл, как она сразу поняла — что-то стряслось. Посреди комнаты стояла Милли с чайным полотенцем в руках. На ее лице были написаны ужас и скорбь.
— Что случилось?! — воскликнула Лиза, а потом, охваченная паникой, требовательно спросила: — Где Сабина?
— Она уехала, — тусклым, невыразительным голосом ответила Милли.
— Уехала!
К ним подошел Гэри и взял Милли за руку.
— Куда? — спросил он.
— За ней приехала мать и забрала ее.
Снаружи захлопали дверцы автомобилей, и на дорожке, посыпанной гравием, заскрипели шаги.
— Вы двое ступайте в кухню, — напряженным голосом распорядился Гэри. — Я займусь гостями.
— В столовой уже накрыт стол, — все тем же тусклым голосом сказала Милли.
— Как это случилось?! — вскричала Лиза, когда обе женщины остались одни.
Милли заплакала.
— Я накрывала на стол, когда услышала голоса в холле, — всхлипывая, начала рассказывать она. — Поначалу я не обратила на них особого внимания. Передняя дверь была открыта нараспашку, и люди входили и выходили, словно в «Вулвортсе». A когда наконец я решила посмотреть, то увидела на диване Коко с Сабиной. «Я приехала забрать ее с собой», — говорит она мне. Во дворе стояла большая машина с включенным мотором.
— Ох, Милли, и ты позволила ей это сделать!
Милли с упреком воззрилась на Лизу.
— За кого ты меня принимаешь? Разумеется, я стала возражать. Я заявила, что она не может просто забрать девочку и уехать. Сказала, что ты вернешься через час и что она должна дождаться тебя, но Коко ответила: «Сабина — моя дочь, и я хочу забрать ее». Она прочла о смерти Дента в какой-то газете в Канаде.
— В Канаде!
— Да, она теперь живет там. Господь свидетель, я бы остановила ее, Лиза, я крупнее и сильнее ее, но… — Кухарка умолкла, и скорбь на ее лице сменилась растерянностью.
— Но что?
— В общем, Сабина захотела уехать. Она сказала: «Я хочу быть со своей мамочкой». Она моментально привязалась к Коко, как будто знала ее всю жизнь. Мне не хотелось говорить тебе об этом, Лиза, но девочка выглядела по-настоящему счастливой.
По словам адвоката Дента, даже если Сабину удастся отыскать и дело попадет в суд, у Лизы не было ни малейшего шанса выиграть его.
— Предпочтение всегда отдается матери, — сказал он. — Всегда.
— Но ведь она исчезла сразу же после рождения Сабины!
— Не исключено, что она сможет назвать уважительную причину, которая заставила ее так поступить. Как бы там ни было, ребенок остался с отцом. Теперь же, когда отец скончался… — Адвокат пожал плечами. — Насколько я понимаю, когда девочку увезли, вы вызвали полицию, но они отказались предпринять какие-либо действия?
— Они сказали, что мать нельзя обвинить в похищении собственного ребенка, — устало ответила Лиза.
— Правильно. Ведь вашему супругу не было предоставлено право опеки. В документах о разводе Сабина даже не упоминалась.
Будь ты проклят, Дент! Скорее всего, он попросту забыл о существовании Сабины.
Адвокат продолжал:
— Все могло бы быть по-другому, если бы вы воспитывали ее с самого рождения, но вы ведь знали ее всего восемь месяцев.
— Да, но я привязалась к ней так, словно она была моим собственным ребенком.
— Должно быть, вы очень расстроены, — с сочувствием заметил адвокат.
— Это еще мягко сказано, — с горечью отозвалась Лиза.
Она больше никогда не видела Сабину, хоть и наняла частного детектива, чтобы найти девочку и убедиться, что с ней все в порядке.
Лиза поставила кассету с записями Вагнера, и целый час дом содрогался от ревущих аккордов. Но когда музыка смолкла, он еще больше стал походить на морг.
Почти сразу Лизу разыскала Милли.
— Хочешь, я поставлю еще какую-нибудь кассету, душечка?
— Перестань обращаться со мной, как с ребенком, — отрезала Лиза.
Пожилая женщина с тревогой взглянула на нее.
— Коко — славная женщина. Она будет хорошо заботиться о Сабине.
— Ты твердишь мне об этом вот уже два месяца.
— Я всего лишь пытаюсь помочь тебе перестать сходить с ума, вот что я делаю. Коко наверняка не ушла бы, если бы Дент с самого первого дня не изводил ее придирками и насмешками. Уж ты-то знаешь, какой свиньей он мог быть.