Счастливый билет | Страница: 24

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Он был одним из немногих, кто родился днем. Разумеется, при этом присутствовала Тереза Гарретт, и Рори появился на свет легко и быстро, поскольку был вторым ее ребенком. Да и пошел он раньше Кевина, хотя зубки у него прорезались позднее, что доставило Китти немало хлопот. Но, за исключением этих беспокойных месяцев, Рори всегда был солнечным ребенком, веселым и общительным.

Кстати, прорезывание зубов у него было не таким болезненным, как у Нелли. Та каждую ночь исходила криком, да таким громким, что однажды Том пригрозил выбросить ее в окошко. Рори же предпочитал терзать зубами кольцо своей соски-пустышки вместо материнской груди, и первым его словом стало «дум-дум», хотя он произнес его лишь в возрасте полутора лет.

Раньше всех начала разговаривать Лиззи, хотя Джимми не намного отстал от нее, и с тех пор как он заговорил, рот у него не закрывался. Пока что Пэдди оставался самым умным из мальчиков и теперь посещал школу для особо одаренных детей, каждое утро выходя из дома в белой рубашке, галстуке и ярком форменном пиджачке. Он выглядел просто очаровательно, хотя кепку прятал в кармане до тех пор, пока не садился в школьный автобус.

Какие у нее замечательные дети, все до единого.

«Ты рожаешь детей, — с горечью думала Китти, — проходишь через все круги ада, принося их в этот мир, оберегаешь их и заботишься о них. Ты защищаешь их от пьяного отца, принимая на себя предназначенные им удары. Ты согреваешь их зимой, вяжешь им варежки и шарфики, подкладываешь им в обувь стельки, вырезанные из линолеума, чтобы ногам было тепло и сухо, а потом идешь на улицу — подбирать обрезки и гнилые овощи после того, как закроется рынок, и выпрашиваешь у булочника черствый хлеб, чтобы накормить их.

Ты даже продаешь свое тело, чтобы утолить их голод.

Потом ты в первый раз ведешь их в школу, даже если для этого приходится тащить с собой трех или четырех малышей, промываешь их ссадины, бинтуешь порезы, вытираешь им носы и слезы.

О, как сильно ты любишь и лелеешь своих детей! Ты воспитываешь их, пока они не вырастают в прекрасных молодых людей, а потом дурацкий несчастный случай, минутная рассеянность или вторжение маньяка в Польшу или еще какую-нибудь страну, о которой ты даже никогда не слышала, отнимают у тебя твоего ненаглядного ребенка, твоего дорогого сыночка, несмотря на всю твою любовь и заботу».

Впервые в жизни Китти не нашла утешения в Церкви. Она хотела, чтобы ее Рори был с ней. Она хотела видеть его смеющимся, высоким и сильным. Она хотела прикасаться к нему и слышать его голос.

Монсеньор Келли заявил, что Китти должна радоваться, ведь Рори попал в рай, но она, вместо того чтобы обрадоваться, лишь рассердилась. Женщина никак не могла уразуметь, почему смерть ее сына была частью Божьего промысла.

Благодушие монсеньора Келли и его настойчивые уверения в том, что она должна радоваться, а не печалиться, настолько расстроили Китти, что она позволила себе проявить публичное неповиновение и заявила капитану военно-воздушных сил, который пришел повидать ее несколько дней спустя, что она хочет, чтобы ее сына похоронили в Саффолке, неподалеку от базы ВВС. Ей была невыносима мысль о том, что заупокойную мессу по Рори будет служить священник, не сострадающий ей, и что он будет читать молитвы, в которые не верит сам.

Без своих детей бедная Китти была ничем. Никто не знал об этом, но она частенько оплакивала своих так и не пришедших в этот мир малышей. Тех самых, которые родились мертвыми или которых убил в ее чреве Том. Всем им она давала имена и никогда не забывала о них. Питер и Брендан, которые уже могли бы стать подростками, Клэр и Кэтлин… Сердце Китти частенько обливалось кровью, когда она думала о своих нерожденных детях, как сейчас оно разрывалось от боли за ее высокого симпатичного Рори.

Единственным положительным моментом постигшего ее несчастья, хотя Китти, разумеется, и не отдавала себе в этом отчета, стало то, что после того, как у них дома побывало множество людей, выражавших свои соболезнования, проявлявших искреннее сочувствие, обещавших вспоминать Рори в своих молитвах или даже заказывавших по нему поминальные службы, она вновь начала выходить на улицу и общаться с соседями.


Смерть Рори оставила Лиззи равнодушной. Ее братья и сестры, ее мама и даже миссис Гарретт и Мэри Планкетт плакали, не скрывая слез. А Лиззи не уронила ни слезинки. Она не чувствовала печали и тоски, и это угнетало ее и беспокоило, когда она смотрела на свою плачущую семью, стоящую по вечерам на коленях перед фотографией Рори и читающую молитвы по четкам. Но сама Лиззи не испытывала ровным счетом ничего.

* * *

Люди из военно-воздушных сил прислали билеты на поезд, и Китти с Джимми поехали в Саффолк на похороны. Рори должен был упокоиться на крошечном церковном погосте очень далеко от базы.

— Боюсь, это ближайшая католическая церковь, — пояснил отец Уоттс, первый священник не ирландского происхождения, которого встретила Китти. — Видите ли, миссис О’Брайен, в этой местности католицизм не получил большого распространения, в отличие от Ливерпуля.

Китти попросила позволения взглянуть на тело сына, но капитан объяснил безутешной женщине, что уже слишком поздно. Гроб запаян. Они заранее побеспокоились об этом, учитывая, в каком состоянии находилась голова О’Брайена.

Китти с горечью думала о том, что ей вообще-то следовало взять с собой Лиззи. В данных обстоятельствах дочь должна быть рядом с матерью. Но Лиззи под надуманным предлогом — дескать, в школе много задали — отказалась. Как будто что-то могло быть важнее похорон ее собственного брата. И еще Лиззи не выглядела расстроенной, в отличие от других детей. Вероятно, она израсходовала все свои эмоции в тот день, когда произошла эта ужасная история — с Томом, больницей и ржавым вертелом.

Китти и Джимми провезли на автомобиле по живописным, сказочно прекрасным дорогам Саффолка, где деревья смыкались над головой, образуя тенистые лиственные туннели. Они проезжали мимо домиков под соломенными крышами, на лужайках перед которыми и вдоль извилистых дорожек, ведущих к величественным особнякам, цвели ярко-желтые нарциссы, мимо зеленых холмов, на которых паслись овцы и коровы…

Но ни Китти, ни Джимми не обращали внимания на великолепный ландшафт, раскинувшийся впереди. Они могли думать только о Рори.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

В понедельник светлой седмицы 1945 года, когда Лиззи исполнилось четырнадцать, Китти предприняла жалкую попытку устроить домашний праздник. Она только что вернулась из Саффолка, и ей было очень трудно встряхнуться и взять себя в руки, но она все-таки купила подарок для Лиззи, чудесную кожаную сумочку, а Тони и Крис в складчину приобрели настоящий серебряный кулон на цепочке. Кевин прислал из-за границы маникюрный набор в чехле из крокодиловой кожи, очень красивый и изящный.

— Ой, спасибо, мам. — Лиззи небрежно приняла подарок из рук Китти. Она знала, что ее невнимательность больно ранит мать, и от этого ей было не по себе.

— Сегодня вечером мы устроим грандиозное чаепитие, родная. Джози О’Коннор сделает глазурь для праздничного торта. А вчера мне удалось купить в бакалее баночку сардин и немного помидоров, и еще я хочу попозже приготовить конфитюр.