– Зачем? – спросил все тот же голос.
– Разрешите, я войду? – Павел чуть повысил голос.
Разговор с невидимым собеседником был ему не по душе, дергал и без того перетянутые нервы.
Не получив ответа на свой последний вопрос, Павел толкнул дверь ладонью, и, к его удивлению, она легко открылась.
Грязное, должно быть, никогда не мытое окно почти не пропускало в комнату дневного света, поэтому под потолком, освещая бурые пятна и потеки на нем, бледно горела электрическая лампочка без абажура. На незастеленной кровати сидел человек лет тридцати с коротко остриженными черными волосами, расчесанными на прямой пробор. Фиолетовая майка с короткими рукавами плотно обтягивала его большую, плотную фигуру с заметно выступающим брюшком. Синие вытертые джинсы были закатаны до колен. Большие пальцы босых ног выбивали какой-то замысловатый ритм на облупившейся краске пола. Возле ножки кровати валялась зеленая кроссовка с заткнутым в нее носком. Вторую кроссовку человек задумчиво вертел в руках.
Оторвавшись от созерцания ботинка, хозяин комнаты бросил косой, но в общем-то дружелюбный взгляд на Павла.
– Пиво будешь? – первым делом спросил он.
– Давай, – пожал плечами Павел.
Хозяин пододвинул табурет и вытащил из-под кровати большую, тяжелую сумку. Вытянув из сумки две бутылки пива, он открыл их и одну протянул Павлу.
Павел сделал пару глотков из горлышка. Пиво было неплохое, и к тому же холодное.
Хозяин комнаты и пива опрокинул бутылку в рот и одним махом, громко булькая, влил в себя почти все ее содержимое. Оторвавшись от горлышка, он смачно причмокнул губами, провел по ним ладонью и представился:
– Понтий Пилат.
После чего одним глотком допил то, что оставалось в бутылке, и толкнул пустую посудину под кровать.
Павел замялся, не зная, как представиться: М-5, О-4 или назвать свое настоящее имя?
Понтий Пилат снова взялся за кроссовку.
– Как думаешь, чем можно закрасить? – спросил он, поводив пальцем по истертой зеленой замше. – Может, зеленку развести в тон?
Павел, не зная, что ответить и как перейти к интересующей его теме, снял берет, провел ладонью по голове, сунул берет под погон и кашлянул в кулак.
– Я к вам по делу, – начал он неуверенно.
– Ты допивай пиво-то, – перебил его Понтий Пилат, открывая для себя еще одну бутылку.
Павел в два захода допил пиво, отставил пустую бутылку в сторону и тут же получил взамен ей новую.
– Хорошее пиво, – довольно крякнул Пилат, вытирая губы. – Рыбки бы к нему соленой. – И сразу без перехода: – Куда собираешься рвануть?
– Мне нужно попасть в страну Тер, в селение Хайралак, – сказал Павел. – И как можно быстрее.
– Понятное дело, – серьезно кивнул Пилат. – Ты дезертир?
Павел неопределенно развел руками.
– Тебя будут искать? – несколько смягчил свой вопрос Пилат.
– Да, – подумав, Павел решил сказать правду.
– Тогда с тебя четыре с половиной тысячи, – быстро что-то прикинув в уме, сообщил Пилат. – В вавилонских марках, разумеется. Снаряжение тоже за твой счет.
– Договорились. – Павел достал бумажник.
– Давай деньги, я схожу куплю шмотки и еду, – протянул руку Пилат. – Ты сиди здесь и пей пиво – тебе лучше не отсвечивать.
Получив деньги, Понтий Пилат натянул кроссовки и ушел, оставив растерявшегося от такой стремительности Павла в одиночестве.
Через час, выпив пару бутылок пива, Павел засомневался, разумно ли он поступил, отпустив совершенно незнакомого ему человека одного, да еще и с деньгами? Ведь он мог просто не прийти обратно. Что делать тогда? Возвращаться в лагерь?.. А если этот Пилат к тому же еще и донесет на него?
Время шло, сомнения Павла разрастались. Он начал уже подумывать о том, чтобы уйти, забыв о потерянных деньгах и хитром контрабандисте, но часа через три Понтий Пилат все же вернулся, нагруженный двумя полными рюкзаками и с двумя крепкими посохами с железными наконечниками в руках.
– Воблу достал! – радостно сообщил он, сбрасывая поклажу на пол.
Вытащив газетный сверток, он развернул его и с гордостью показал Павлу несколько белых от соли рыбин.
– Когда мы отправляемся? – спросил Павел.
– Вечером. В темноте обойдем заставу у Гнилого брода, а в болото они за нами уже не полезут.
Пилат откупорил бутылку пива, залил половину ее содержимого себе в желудок и принялся разделывать воблу.
Болото.
Никогда прежде Павел не видел болота и представлял его совсем не так.
Всю ночь и уже несколько часов, минувших после восхода солнца, они с Понтием Пилатом тащились куда-то почти по пояс в жидкой грязи. Остановиться и передохнуть нельзя было ни на секунду – грунт под ногами начинал проседать, не выдерживая веса человека с тяжелым рюкзаком за плечами. Унылое однообразие коричнево-бурой, блестящей, словно залакированной, поверхности болота нарушалось только черными, искореженными скелетами деревьев. Понтий Пилат осторожно обходил их стороной. Иногда болотная грязь вспучивалась, вздувалась огромным пузырем, который лопался с влажным чмоканьем, и, разбрасывая во все стороны мириады брызг, источал едкое зловоние.
Одновременно с восходом солнца появились несметные полчища жужжащих, пищащих, гудящих на все лады кровососов. Они десятками атаковали каждый миллиметр незащищенной одеждой кожи, лезли в глаза, набивались в нос и уши. Пилат дал Павлу пузырек с инсектицидом, но действия молочно-белой, дурно пахнущей эмульсии хватало не более чем на десять минут, после чего летающие вампиры с удесятеренной силой и яростью снова набрасывались на свою жертву.
Сначала у Павла от непривычного способа передвижения заболели мышцы ног. Чуть позднее появился нестерпимый зуд в размякшей от влаги коже голеней и особенно на внутренней стороне бедер. После нескольких часов безостановочного движения по пояс в жидкой грязи он вообще перестал чувствовать свои ноги. Ему казалось, что они тащатся метрах в трех позади него, а сам он передвигается только при помощи шеста.
Болото все-таки кончилось, хотя Павел уже и не верил, что это когда-нибудь произойдет, решив, что весь мир превратился в одно огромное, бесконечное, вонючее болото.
– Отдых – пять минут, – сказал, выбравшись на берег, Понтий Пилат и, сбросив со спины рюкзак, растянулся на желтой, пожухлой траве.
Павел без сил упал рядом с ним.
Ровно через пять минут Пилат скомандовал:
– Подъем. – И тут же вскочил на ноги.
Павел с трудом поднялся на гудящие, подламывающиеся в коленях ноги и закинул на спину рюкзак, который, как ему показалось, стал раза в три-четыре тяжелее, чем в начале пути.