– Она отправила сообщение Хелене, что все нормально.
– С телефона Камиллы?
Паулус медленно кивнул.
– И тогда я разозлился, чертовски, рассвирепел, но я же не всерьез решил, что Бенедикте убила Камиллу. Прошу прощения за это, она, может быть, и сошла с ума, но на такое она не способна.
– А она сказала, зачем отправила то сообщение? – спросила Миа.
– Чтобы никто не искал Камиллу.
– Потому что если Камилла исчезнет навсегда, вы сможете быть вместе?
– В таком духе, – с трудом пробормотал парень.
– Думаю, нам пора сделать перерыв, – вмешался Мунк, посмотрев на Мию, та кивнула в знак согласия. – Паулус, вы голодны? Хотите что-нибудь поесть или попить?
Кудрявый парень пожал плечами и ответил, не поднимая глаз.
– Можно бургер. И колу. Я не так много ем в последнее время, да, с того дня…
Они видели, что он уже больше не в силах сдерживать слезы.
– Время 16:32. Допрос Паулуса Мунсена окончен, – сказал Мунк и выключил диктофон.
Стоя на улице перед многоэтажкой, Мириам Мунк почувствовала, что начинает сомневаться. Она была так уверена, что все решила, даже вопросов не возникало. То, что она ощутила предыдущим вечером… да, она никогда раньше не испытывала такого, но после завтрака с Юханнесом другие мысли начали проникать ей в голову. Даже не из-за Юханнеса в первую очередь, нет, она думала о Марион. Бедная малышка Марион, как она воспримет это, она ведь ни в чем не виновата. Неужели девочка должна видеть, как мир вокруг рушится, только потому, что ее мама влюбилась?
Мириам бросила взгляд на подаренные часы и снова испытала угрызения совести. Юханнес так здорово все сделал, отпросился с работы, устроил прекрасный завтрак, предложил ей сходить куда-нибудь вечером, купил подарок, конечно, немного с задней мыслью, ведь его выбрали на конгресс врачей в Сиднее, может быть, он хотел купить ее одобрение? Она бросила быстрый взгляд на верхние этажи, на квартиру, в которой не так давно ночевала.
Восемь. В восемь часов все начинается. Встреча. «Атлантис Гордер». Лаборатория в Хуруме, где ставили незаконные опыты над животными. Все еще есть время отступить. Она ведь не обещала. Можно просто сесть на трамвай. Вернуться во Фрогнер. Нарядиться. Все-таки пойти с Юханнесом… Впрочем, нет, не получится, он уже взял вечернюю смену, но она могла поехать на машине в Рёа, по крайней мере. Забрать Марион. Посмотреть фильм. «Белоснежку». Или «Спящую красавицу». Один из этих фильмов про принцесс, которые никогда не надоедали шестилетней дочке. Она уже почти почувствовала, как теплое тельце прижимается к ней под пледом на диване. Маленькие пальчики в миске с попкорном. Возбужденные наивные глаза, следящие за экраном.
– Не ешь это яблоко, оно отравлено!
Мириам слегка улыбнулась про себя, доставая сигарету из кармана куртки. Подумав об этом, она плотнее укрыла шею шарфом.
Эта акция?
Было бы это пару лет назад, она бы даже не задумывалась. Что, может быть, ей не стоить участвовать. Мириам Мунк ненавидела несправедливость. Гнусные люди у власти, использующие других, чтобы разжиреть еще больше, неважно, людей или животных. Она любила то время в «Международной амнистии». Вставать по утрам, чувствуя, что она делает нечто ценное. Что она может помочь. Но потом родилась Марион, Мириам было девятнадцать, и она не была уверена, что справится с этим, все ли хорошо у нее получится, и она тратила все свое время на дочку.
Твою мать.
Черт возьми, была ведь жизнь.
«Атлантис Гордер». Беспомощные животные, запертые в клетке, обреченные на ежедневную боль только потому, что кто-то, у кого уже слишком много денег, хочет еще больше.
Она хотела этого.
Мириам Мунк выбросила окурок на землю и быстрыми шагами пошла по лестнице на третий этаж.
– Привет, – улыбнулся Зигги, увидев ее. – Я уже решил, что ты не придешь.
– Я опоздала? – спросила Мириам, вешая куртку и шарф на крючок в коридоре.
– Да нет, – улыбнулся Зигги, провожая ее в гостиную. – Мы начали в семь, но это неважно.
– Мне казалось, ты сказал в восемь?
– Это неважно, – подмигнул Зигги и представил ее немногим собравшимся в гостиной.
– Те из вас, кто еще с ней не знаком, это Мириам Мунк, она пойдет с нами в понедельник, и я знаю, что многие из вас сочтут это странным, что мы берем кого-то уже под конец, но я ручаюсь, что Мириам одна из нас, а нам нужна любая помощь, правильно?
– Привет, – кивнула Мириам.
– Привет.
– Добро пожаловать.
– Привет, Мириам, – сказала Юлие, встала и обняла ее. – Круто, что ты решила присоединиться к нам.
– Жду не дождусь, – прошептала Мириам и села на пол рядом с подругой.
– Это я ее порекомендовал, так что не беспокойтесь, она надежная.
Парень в круглых очках тогда, в кухне. Он улыбнулся ей, глуповато, как бы извиняясь за то, что пытался проверить ее, не зная, кто она такая.
– Это не совсем так, Якоб, – сказал Зигги.
– Как это не совсем? Я сказал, она же дочка самого Холгера Мунка, она нужна нам в команду, внутренняя информация и все такое.
– Да-да, Якоб, твоя заслуга, что Мириам с нами, большое спасибо, – сказал Зигги.
– Пожалуйста, пожалуйста, – сказал Якоб, слегка поклонившись всем.
– А если серьезно, это не станет проблемой?
Парень в толстом свитере стоял, склонившись к окну, скрестив руки на груди, с серьезным лицом. Мириам видела его на вечеринке у Юлие, имени вспомнить не могла.
– Что же? – спросил Зигги.
– Что она в родстве с полицейским?
– Нет, нет, – начал Зигги. – Она…
– Спасибо, Зигги, я сама могу за себя постоять, – сказала Мириам, и вдруг обнаружила, что стоит посреди комнаты, а все взгляды обращены на нее, она ничего такого не планировала, но решительность, которую она почувствовала, стоя на улице, все еще не покидала ее и заставила отреагировать так рефлекторно.
– Да, э-э, – улыбнулась она, уже пожалев, но назад дороги нет, поэтому она перевела дыхание и продолжила: – Кстати, меня зовут Мириам, всем привет.
– Привет, Мириам.
– Добро пожаловать.
Улыбающиеся лица повсюду вокруг, кроме парня в свитере у окна, он все еще стоял с темным взглядом и руками на груди.
– Я не знаю, бывал ли кто-то из вас в «Блитце», но я начала именно там, во всяком случае, когда мне было пятнадцать. Я выходила на демонстрации против расистов, нацистов, я была в «Амнистии» и сейчас я работаю на «Защиту животных». Меня арестовывали перед Стортингом, в меня врезалась полицейская лошадь и мне наложили пятнадцать швов. Я работала за права женщин, и да, честно говоря, я не так много знаю о том, что вы собираетесь делать сейчас, что мы собираемся делать, но запирать животных в клетки, вне зависимости от причины, я прихожу от этого в ярость, что я даже… да…