– Как жаль, что он не счел возможным отдать их мне при жизни, – язвительно заметила Матильда, но в душе возрадовалась тому, что отец дал маршалу приграничных земель такое указание: значит, он и в самом деле желал, чтобы корона досталась ей.
Альгасон смутился:
– Я обязан был исполнять его волю, как теперь обязан исполнять вашу.
– А если бы он приказал вам закрыть передо мной ворота, вы бы так и сделали?
– Я простой человек. Выполняю приказы и храню верность своему господину. Теперь моя жизнь принадлежит вам.
Она взглянула на него оценивающе. Называет себя простым человеком, и вероятно, в какой-то степени это верно, однако это не означает, что Альгасон глуп. Маршалом мог стать только храбрый и толковый солдат, способный выполнять множество разных задач.
Матильда поверила в его верность.
Усталость, которую Матильда подавила, въезжая в крепость, стала одолевать ее теперь, когда она оказалась в безопасности, а ключи от замков – у нее в руках. И делать ей больше было нечего, только наблюдать и ждать, готовиться и отдыхать, чтобы быть во всеоружии, когда настанет момент.
Два дня спустя в Аржантан примчался ее брат Рейнальд, едва не загнав лошадь. В попонах на крупе коня были спрятаны два кожаных футляра, и хотя Рейнальд падал с ног от усталости, на лице его сияла триумфальная улыбка.
– Я боялся, что уже слишком поздно, – рассказывал он Матильде, перенеся футляры в ее покои. – Когда я приехал в Руан, их уже не было в сокровищнице аббатства, но оказалось, что их сберегла королева Аделиза. Она с радостью отдала их мне и сказала, что вы и ваш сын – законные владельцы, что бы ни решили бароны, и никто, кроме вас, не должен получить их. – Он перевел дух. – Королева приняла меня в своих покоях, передала футляры и велела немедленно ехать к вам. Пришлось торопиться, потому что ворота города закрывались на ночь. К счастью, королева дала мне сопроводительное письмо со старой королевской печатью, и стража пропустила меня. Я скакал всю ночь, остановился только поменять лошадь и потом скакал еще целый день, чтобы меня не догнали.
Матильда провела пальцами по тисненой коже футляров.
– Вы отлично справились. Я не была уверена в том, что у вас это получится. – Эмоции мешали ей говорить. – И я очень благодарна Аделизе. Нелегко было забрать это из сокровищницы, а теперь наверняка будут последствия…
– Еще она передала вам письма, – вспомнил Рейнальд. – Они у меня в сумке. – Сопровождая свои слова красноречивыми взглядами, он продолжил: – Я слышал, что Англию и Нормандию предложат Тибо Блуаскому. В Руане говорят об этом так, будто все решено.
– Кто говорит? – вскинула брови Матильда.
Рейнальд опустил глаза:
– Архиепископ Руанский, граф Лестерский, Галеран де Мелан и… наш брат Роберт.
Ее как будто ударили в солнечное сплетение.
– Только не Роберт, – задохнулась она.
– Я думаю, ему просто ничего другого не оставалось…
Рейнальд приуныл и умолк. Матильде стало тошно. Уже не в первый раз ей хотелось стереть в пыль тех мужчин, которые считали ее существом низшего порядка. Даже ее брат, главная ее опора, и тот был готов отвернуться от нее.
Она расстегнула застежки одного из футляров. Внутри лежала разобранная на части императорская корона, которую Матильда привезла с собой из Германии. Она прикоснулась к большому рубину в передней секции. Ее отвлекло прибытие Варрина Альгасона – он поднимался по лестнице бегом, и грудь его тяжело вздымалась.
– Госпожа, господин! – Он быстро поклонился. – У меня новости. Стефан, граф Мортен, воссел на трон Англии, и епископ Винчестерский вручил ему королевскую казну.
Это сообщение потрясло Матильду, но не выбило почву у нее из-под ног, потому что она готовилась получить именно такие вести. С тех самых пор, как умер Клитон, Стефан был ее ближайшим соперником в борьбе за трон. Он со своими сторонниками давно уже планировал атаку. Пока она выжидала и овладевала замками, Стефан тоже ждал подходящего момента, но находился ближе к центру событий. Он организовал все в такой секретности, что даже Тибо, глава Блуаского рода, пребывал в неведении.
Собрав корону, Матильда взяла ее в руки, как когда-то в Германии.
– Вот так, – сказала она. – У меня есть корона, но нет королевства.
– Если быстро набрать людей и выдвинуться на север, то можно задушить это в самом зародыше! – Голос Рейнальда срывался от переполняющего его рвения.
Матильда покачала головой:
– Слишком поздно. Если Стефан в самом деле сел на трон и заполучил казну, значит он уже достаточно силен. – На ее лице отразилось отвращение. – Он купит людей и их службу на деньги моего отца, но когда все окажется растраченным, они бросят его. – Матильда поставила корону на стол. – Нам сейчас нужно ждать и готовиться.
Когда Рейнальд ушел, она призвала писца и, пока он раскладывал чернила и пергамент, показала Генриху императорскую корону и корону из второго футляра – с золотыми цветами.
– Однажды ты станешь королем Англии и герцогом Нормандии, и эти короны будут твоими. Я клянусь тебе в этом, сын.
Эта клятва давала надежду, но одно дело – произнести ее, а претворить в жизнь – совсем другое. Днем ранее Матильда обнаружила у себя первые седые волоски. Сколько их будет у нее, когда она наконец станет помазанной королевой?
Лишь глубокой ночью Матильда добралась до постели. Из-за беременности ее мутило, глаза жгло оттого, что слишком долго бодрствовала и сдерживала слишком много слез. Она была обессилена, но слишком взвинчена, чтобы заснуть.
Матильда сделала наброски писем союзникам и вассалам, папе римскому, своему дяде королю Давиду… и Бриану. Надо будет еще подумать над фразами, кое-что поправить, но работа уже начата. Теперь, полулежа на подушках и валиках, она открыла письмо, присланное Аделизой вместе с коронами.
Оно было написано рукой Аделизы, и хотя мачеха прибегла к формальному стилю королевы Англии, ее страдание читалось со всей очевидностью. О себе или о своем отце Матильда не могла плакать, но теперь сухое жжение в глазах превратилось в потоки слез, и ей пришлось отложить письмо, чтобы не растеклись чернила.
Милостью Господа и потому, что это правильно, Аделиза посылает ей эти короны. Она писала о том, как скорбит о кончине Генриха, о том, как жалеет, что не смогла стать для него хорошей женой. Она писала, что во имя спасения души Генриха и собственной души она собирается уехать в Уилтон и жить там, удалившись от света, и, вероятно, принять постриг.
– Он не заслуживал вас, – произнесла Матильда, утирая слезы. – Почему вы не цените себя по достоинству?
Она сердилась на Аделизу за то, что та избрала путь отступления и созерцания, ведь сама Матильда не смогла бы поступить так же, если бы захотела. И еще она злилась на своего отца.
И скорбела о нем тоже, потому что никогда больше не сможет поделиться с ним своими мыслями, не докажет, что способна править лучше, чем любой из его сыновей.