В своих покоях в Вестминстерской королевской резиденции рядом с аббатством Матильда готовилась к пиру в честь ее грядущей коронации. Камеристки расчесывали ей волосы, сбрызгивая их душистой водой. В когда-то сияющем темном водопаде ее волос появились жесткие седые пряди. Матильда понимала, что она уже не молодая красавица, а дама, вступающая во вторую половину жизни, на лице которой невзгоды и тяготы оставили свой след неизгладимыми морщинами. Она перестала смотреться в зеркало, чтобы лишний раз не видеть то, что сделало с ней время.
Женщины высушили ее волосы шелковой тканью и туго заплели их, а затем покрыли тонкой белой вуалью, отделанной по краю жемчугом и золотом. Ее платье было из расшитого голубого шелка, а мантия подбита горностаем, как приличествует убранству королевы и императрицы. О, эти атрибуты высшей власти! В висках Матильды билась боль. Приближались очередные регулы, и ее раздражительность достигла предела. Мужчинам неведомо подобное бремя.
Несколько недель назад лондонцы отказались признать ее своей королевой, но передумали, когда Жоффруа де Мандевиль, коннетабль лондонского Тауэра, перешел на сторону Матильды и поддержал ее. С ним пришли в ее лагерь де Вер, граф Оксфорд, и Гилберт, граф Пембрук.
Итак, горожане в конце концов выдавили из себя согласие подчиняться Матильде, но она знала, что среди них велика доля тех, кто с радостью вернул бы на трон Стефана. Они уступили только потому, что у них нет выбора.
Матильду возмущало их пренебрежительное отношение к ней и нежелание платить дань, хотя Стефана они приняли с готовностью, когда умер ее отец, и заплатили ему без колебаний. Она презирала их за это, а поскольку притворство ей было несвойственно, снискать симпатии горожан ей не удавалось. Они даже дали денег жене Стефана, этому маленькому злобному терьеру, чтобы она наняла войско. И теперь это войско мародерствовало в окрестностях Лондона, а его жители ломали руки и винили во всем Матильду, а не собственные деяния и ту женщину, которая действительна была в ответе.
– Не нужно хмуриться, госпожа, – проговорила Ули, – а то появятся новые морщины.
Матильда подавила вспышку гнева. Ее отцу или Стефану никогда бы не сказали ничего подобного. Как будто гладкий лоб – это наивысшая цель. Даже с короной Англии на голове ей предстоит постоянно бороться, чтобы править. Графы и бароны, которые поддерживают ее, принимают решения между собой и советуются друг с другом, а ее мнения не ищут, считая номинальной фигурой. Их грубое мужское братство отторгает ее уже только потому, что она женщина, и с этим ничего не поделаешь. Они считают ее слабой по одной лишь принадлежности к женскому полу, слишком мягкой, чтобы управлять страной; но стоит ей проявить твердость и повести себя сурово, как они тут же начинают винить ее в том, что королева идет против природы. Что бы она ни делала, ее будут порицать и проклинать, и от этого ей хотелось закричать: да будьте вы все тоже прокляты!
Свое убранство Матильда завершила, надев любимую корону с золотыми цветами, привезенную из Германии. Затем, в окружении придворных дам и приближенных, рыцарей и лакеев, она покинула покои и проследовала в тронный зал Вестминстерского замка. Его построил более сорока лет назад ее дядя король Вильгельм Рыжий, взяв за основу существующее в то время строение. Это помещение длиной свыше двухсот сорока шагов – самое большое в христианском мире, однако дядя жаловался, что для тронного зала оно недостаточно велико. Матильда помнила, как в детстве бегала между колоннами и дивилась разнообразной резьбе на деревянных стенах. Там она играла в прятки с братом и прыгала через веревочку с подружками, чьи имена давно стерлись из ее памяти. Позднее, вернувшись из Германии, она сидела здесь рядом с отцом на пиру, устроенном в ее честь. Но впервые в жизни Матильда входила в этот зал как хозяйка Англии и королева, пусть еще не коронованная официально.
Зашуршала ткань, забренчали украшения – перед ней стали склоняться люди.
Она приняла их поклонение как должное, но не заметила среди всей этой шелковой пышности и золотого блеска роскошной рясы епископа Винчестерского, хотя города Бат, Или и Лондон были представлены.
– Похоже, милорд Винчестер все еще дуется, – пробормотал Бриан ей на ухо, когда помогал взойти на помост и сесть на трон. – Говорят, его сегодня вообще не видели.
Губы Матильды сжались в тонкую полоску. У нее с кузеном состоялся долгий неприятный разговор из-за ее решения отдать капитул Дарема кандидату ее дяди Давида, Уильяму Комину. Епископ Генрих не одобрял ее выбор и сердито напоминал, что она обещала отдать в его ведение все вопросы, касающиеся Церкви. На эту должность у него имелись иные планы.
Но Матильда хотела отблагодарить дядю Давида за помощь. Ему она была обязана куда больше, чем кузену Генриху. Кроме того, Генриху будет только полезно, если ему лишний раз укажут на его место.
– Пусть дуется, – бросила она.
– Лучше держать его перед глазами, – предостерег ее Бриан.
– Мне все равно, здесь он или нет, – отрезала Матильда, опускаясь в кресло.
Когда-то в нем сидел ее отец, возглавляя пиры и церемонии. То, что в нем сидел и Стефан, Матильда предпочитала не вспоминать.
– И все-таки было бы разумно помириться с ним.
– Бриан прав, – вмешался Роберт, который с тревогой на лице прислушивался к их диалогу. – Генриха нужно умасливать хотя бы до тех пор, пока ваше положение не станет более прочным.
– Не понимаю, почему мы должны исполнять любой его каприз! – вспылила Матильда. – Слушать его советы – это одно, а уступать ему на каждом шагу из страха, что он затопает ногами, – совсем другое. И больше я не намерена портить это торжество разговорами о нем. Среди гостей достаточно священнослужителей – найдется, кому прочитать молитву.
Лакеи принесли к помосту блюда с теплой водой и полотенца, и Матильда, все еще во власти дурного настроения, быстро вымыла и осушила руки. В отсутствие папского легата благодарственную молитву произнес епископ Илийский, после чего подали первое блюдо – ароматную сладкую кашу и хрустящие жареные соцветия бузины, перепелиные яйца, окрашенные в разные цвета, и мелкие пирожки с сыром. Все это были легкие закуски, цель которых – возбуждать аппетит перед основными блюдами.
Матильда понемногу успокаивалась, поглядывая на пирующих и прислушиваясь к журчанию застольных разговоров.
– У меня есть для вас подарок, – неожиданно сказал Бриан.
Взяв ее руку, он вложил в нее маленькую серебряную монету размером с ноготь ее указательного пальца. На одной стороне монеты изображалась женская голова, надпись на латыни по краю гласила: «Matilidis Imperatrice, Domina Angliea, Regina Anglia. Wallig» – «Императрица Матильда, госпожа англичан, королева Англии. Уоллингфорд».
– Я велел начать чеканку этой монеты в Уоллингфордском монетном дворе, – объяснил он. – Мне хотелось, чтобы самая первая монета оказалась у вас, но скоро таких станет много, потому что они будут иметь хождение по всей Англии.
Матильда смотрела на серебряный кружок в руке. От вскипевших слез у нее запершило в горле.