– Я приеду через полчаса.
Он только что увидел указатель: «Стен». Значит, он на севере от Парижа. Проверил сообщения: за двадцать четыре часа их было около тридцати. Единственные, которые его интересовали, были отцовские. Морван звонил уже дважды. Он, конечно же, знал, что Лоика должны выпустить, но хотел проверить «лично».
Одним нажатием кнопки Лоик перезвонил. Странный гудок.
– Ты выбрался? – спросил Старик своим грубым тревожащим голосом.
– Они меня только что выпустили, да. Что ты сделал?
– Потом объясню. Я сажусь в самолет.
– Куда летишь?
– В Париж. Я сейчас в Киншасе. Пришлось провести переговоры на высшем уровне.
– Ты… ты заплатил?
– Нет. Но у нас мало времени, чтобы доказать наши благие намерения.
– Какие благие намерения? В чем нас упрекают?
Морван уклонился от ответа:
– Кабонго сдал мне имя трейдера, скупающего пакеты акций.
– Как он его достал?
– Он не такой раздолбай, как ты. Некто Серано.
Лоик едва не выругался вслух. Прошлой ночью он так и не сумел ничего из него вытянуть.
– Я его знаю.
– Пойдешь к нему и заставишь все выложить.
– С какой стати ему мне отвечать.
– Сам разберешься. Мы должны найти покупателей. Это наш единственный шанс убедить негритосов!
Лоик провел рукой по лицу. Ему показалось, что он прикоснулся к трупу.
– Я… я не сумею.
– Тогда обратись к Эрвану.
Упоминание о брате вернуло его к жизни.
– Он придет, выбьет ему зубы, а я получу информацию, так, что ли?
– Он умеет быть убедительным.
– Не знаю, в каком мире ты живешь, папа. Дела, о которых идет речь, не решаются кулаками. Мы говорим о бирже, а не о салуне!
Прошло несколько секунд. Лоик подумал было, что связь прервалась, но голос отца вернулся с неотвратимостью тяжелой секиры:
– Я сажусь в самолет. Возвращайся к себе и прими ванну. Гаэль позаботилась о детях. Завтра утром пойдешь к Серано.
– Говорю ж тебе…
– А я тебе говорю, что весь мир – один большой салун. Твои финансисты не сто́ят и кучки навоза под сапогами моих ковбоев. Брат пойдет с тобой, и, можешь мне поверить, Серано вам в пояс кланяться будет за то, что его зубы остались целы.
Клетчатая скатерть, графин с водой, дешевые свечки: Эрвану было стыдно, что он пригласил Софию в такую забегаловку. То, что осталось у него в памяти как хороший итальянский ресторанчик, оказалось вонючей пиццерией. Не говоря уж о том, что мысль привести сюда чистокровную флорентийку была не более удачной, чем предложить фиш-энд-чипс лорду в седьмом поколении.
С грехом пополам он умудрился бросить своих людей на улице де ля Вут в тот момент, когда прибыла группа из учета и труповозка. Софию он обнаружил уже за столом, терпеливую и улыбчивую. В качестве вступления он рискнул рассказать шутливую историю своих ранений, призванную объяснить их происхождение.
Настоящие сложности только начались.
Сосредоточиться было невозможно. Два убийства за два дня. Три за неделю, если считать Виссу. Без сомнения, это самое крупное дело в его жизни. Дело, благодаря которому он в ближайшие годы станет дивизионным или так и сгниет в дальней кладовке префектуры, если провалится. Эрван слышал слова, которые произносила София, но не мог уловить их смысл. Словно звуки иностранной речи.
– Ты меня слушаешь?
– Конечно.
Перно в корзине: с содранной кожей, распадающейся на чудовищные лепестки. Убийца, действующий в параллельном мире, где обитают духи и оккультные силы. Эрван держался за свою мысль: единственной разницей между старым и новым убийцей было анальное изнасилование – надо проверить Перно. Возможно, убийца борется со своими гомосексуальными или некрофильными порывами. Насилуя собственных минконди, он не удовлетворяет свои желания, а подвергает их экзорцизму.
– Что ты об этом думаешь?
– Прости? – вздрогнул он.
– Я спрашивала тебя, как лучше распределить чередование встреч с детьми: одна неделя из двух, один уик-энд из двух или каждую среду?
– Но у вас же еще до этого не дошло? – увернулся он от ответа (представления не имея, что именно должен сказать). – Ведь пока что опека у тебя.
– В принципе это не является моей целью. Миле и Лоренцо нужен отец.
Эрван решился на небольшую провокацию:
– Вы могли бы просто снова сойтись.
– Исключено.
– Ты уверена, что ваше чувство окончательно умерло?
Она отрезала кусочек пиццы и принялась жевать без всякого выражения.
– Знаешь, что говорил Никсон о любви?
– Президент Соединенных Штатов?
– «Любовь как сигара. Если она погасла, ты можешь снова ее зажечь, но прежнего вкуса у нее уже не будет». Зачем склеивать осколки? Мы еще молоды. Нас ждут другие встречи. И потом, остаются наркотики: пока Лоик не избавится от зависимости, я должна защищать детей.
Ничто не ново под луною. А вот что было действительно необычным в тот вечер, так это отстраненный тон Софии: она казалась умиротворенной, безмятежной. Как у всех войн, у разводов тоже случаются перемирия.
– А ты? – снова заговорила она. – Мы всегда обсуждаем проблемы твоего брата или похождения сестры, а как ты сам?
– Работы непочатый край. – Словно в подтверждение он глянул на часы. – Я как раз занимаюсь одним делом, которое…
Она положила ладонь на его руку, он вздрогнул.
– Нет. Я спрашивала о твоей личной жизни. Почему ты не остепенишься? Не заведешь детей?
– Это необязательно.
– Но и не так уж страшно. У тебя есть кто-нибудь? Ну, серьезные отношения?
Она уже задавала этот вопрос в Люксембургском саду.
– Нет. Одно найдешь, другое потеряешь…
– Просто класс.
Он испугался, что покраснеет:
– Я не то хотел сказать, я…
– Где ты знакомишься со своими девицами?
Глаза Софии блестели – наконец-то речь пошла о серьезных вещах.
– На работе, во время расследований…
– И кто в твоем вкусе?
Он ответил без колебаний. Сегодня вечером он был не способен строить из себя кого-то другого. Кстати, он и не представлял, кого именно.
– Официантки, продавщицы.
– Чтобы поддерживать в себе иллюзию превосходства?