– Если он согласится, то сможет регулярно видеться с детьми. Если мы предстанем перед судом с правонарушением, он их больше не увидит: наркодилеру детей не доверят.
Он попытался сглотнуть. Желчь разъедала пищевод.
– А почему мы должны тебе верить?
– Во-первых, потому, что у вас нет выбора. А еще потому, что я тоже считаю, что детям нужен отец.
– Я поговорю с Лоиком.
– Ты должен был это сделать, когда я просила.
– Тебя не смущает, что ты действуешь как шантажист?
Снова смех.
– Макиавелли, а он был одним из наших, сказал: следует приспосабливаться к врагу. Лоик слабое существо, но его отец опасный человек, от которого мне требуется защита.
Куда опаснее, чем ты думаешь… Если она продолжит в таком духе, то он вполне способен ее заказать. Правда, ее жизнь отлично застрахована: Морван хотел, чтобы его внуки росли рядом с матерью.
Внезапно Эрвана охватила чудовищная усталость: пусть сами разбираются, оба папаши, итальянская ведьма и обдолбанный буддист… Между прочим, с какой стати возражать против развода? Лоик, несмотря на свои благие намерения, был паршивым отцом. Что до Старика, то вообще непонятно, почему официальное признание этого расставания так выводит его из себя. Он всегда терпеть не мог Софию и ненавидел флорентийского жестянщика.
Эрван собирался повесить трубку, когда она предложила:
– Может, поужинаем вместе, когда вернешься?
– Зачем? – опасливо спросил он.
Она опять рассмеялась, на этот раз искренне и озорно. В таких случаях голос у нее понижался на несколько октав и в нем внезапно появлялись хриплые призвуки итальянских песен.
– Обычно я пользуюсь бо́льшим успехом.
– Извини, конечно поужинаем.
– Когда?
– Через несколько дней, – отважился он.
– Позвони мне, когда надумаешь. А я спрошу у моей адвокатессы, имею ли я право с тобой разговаривать.
Она повесила трубку, прежде чем он успел сообразить, шутит она или нет. Взволнованный, он убрал сотовый в карман и снова погрузился в изыскания. Он уже собирался щелкнуть по строчке с адмиральскими кораблями, когда какой-то шум заставил его повернуть голову к окну.
– Черт!
Снаружи, цепляясь за оконную раму, на него смотрел человек. Эрван схватил пистолет, кинулся к окну и попытался открыть створку. Не получалось. Добрых пять секунд, чтобы понять, как действует оконный затвор, и разблокировать наконец ручку.
Тот спрыгнул на землю и припустил в сторону плаца. Эрван прикинул высоту: не меньше трех метров. Еще один молодецкий подвиг.
Он вложил пистолет в кобуру, выбрался на карниз и встал на водосточный желоб: ничего невозможного, но после корриды в душевой… он прыгнул, максимально сгруппировавшись, приземлился на газоне, перекувырнулся и с трудом встал на ноги. Болело все. Если точнее, не было ни одного места в теле, которое бы не болело.
Кто этот парень?
Сначала бег. Ответ в конце.
У ночи пересохло в горле.
В ландах не осталось и следа воды или влажности. Небо, воздух и земля, казалось, сейчас расколются, как стекло.
Эрван ни разу не выходил за периметр зданий. Между двумя постройками он обнаружил абсолютно плоский пейзаж, который днем наверняка предоставлял идеальный обзор до самого моря. Беглец выделялся как черное пламя в свете прожекторов.
Эрван не сокращал расстояние, наоборот, он его увеличивал. Но он был уверен в своем методе. У его добычи не было иного выхода, кроме как нестись по прямой. Рано или поздно он устанет, и Эрван его поймает. Пусть он бросил заниматься боевыми искусствами, зато усердно бегал, и на этот раз он себя поиметь не позволит.
Он покинул охраняемую зону через ангары, как уходят с рейда в порту, и неожиданно ночь проявила свою истинную сущность. Жестокий ветер, вырвавшись с морского простора, едва не сбил его с ног. Он восстановил равновесие и пустился дальше. Беглец по-прежнему удалялся, борясь со шквальными порывами, прыгая то вправо, то влево и выматываясь на бегу. Он был одет в военный комбинезон и черный анорак: человек с базы.
Эрван вошел в свой ритм. Он продвигался вперед, развернувшись на три четверти к ветру, разрывая ночь, как нож взрезает ткань палатки. Болевые точки пробудились, но их, казалось, растворял жар его тела.
Их отделяло друг от друга метров триста. Он по-прежнему не ускорялся: доверял обстановке. Справа и слева самолеты подрагивали под своими чехлами. Невидимые тросы и крюки непрерывно позвякивали, как фалы парусников, что звенят в портах.
Плац. Никаких прожекторов, только дежурные лампы, воткнутые в газон. Шпион подавал признаки усталости. Эрван увеличил длину шага. Ветер не тормозил его, а придавал сил. Эрван поглощал его порывы, пил их свежесть.
Беглец был в двухстах метрах. Теперь они бежали в гнетущей тишине. Ангары и самолеты остались далеко позади. С ними был только ревущий ветер, небо, испускающее радужные маслянистые полосы, вроде северного сияния, и их шаги, бьющие в бетон, – тап-тап-тап-тап…
Сто метров. Перед Эрваном маячил затылок и стрижка ежиком. Никакой возможности опознать его. Пятьдесят метров. Он закрылся от внешнего мира и перешел в спурт.
Тридцать метров… двадцать метров…
– СТОЙ!
Эрван инстинктивно развернулся, не останавливаясь, пытаясь различить голос в темноте. Солдат выпрыгнул из траншеи с «фамасом» [75] в руке. База «Кэрверек» находилась под военной охраной. Как он мог забыть об этом?
Он невольно замедлил бег. Фатальная ошибка. Беглец припустил еще быстрее, растворяясь в темноте. Полицейский хотел прокричать что-то, но не хватило дыхания. Он согнулся пополам, упершись руками в колени и выплевывая стон. Каждая секунда увеличивала разрыв между ним и беглецом. Раздался звук высокочастотного радио: охранник опустил глаза на свой пояс.
Не раздумывая, Эрван рванулся вперед изо всех сил.
– СТОЯТЬ! СТОЯТЬ, ИЛИ Я СТРЕЛЯЮ!
Грохот шагов, передвижения вокруг него. Сирены, звук моторов. Тревога объявлена. Он по-прежнему бежал. В пустоте ночи раздался выстрел. Приказ остановиться:
– СТОЙ!
Он попытался ускориться. Невозможно. Он ощущал, словно стену, предел своих сил. Еще несколько шагов, и он рухнет на асфальт. Новые выстрелы. Солдаты рассаживались по машинам. Суета, громкие команды по всей полосе. Он набрал скорость – страх самый мощный стимулятор.
Оказавшись в лесу, он невольно сбросил ход. Все тело было сожжено молочной кислотой. Адреналин бурлил в крови. Сквозь слезы ему казалось, что деревья меняют форму, темнота текла между стволами, как деготь. Сзади надвигалась кавалерия. Он сказал себе, что все кончено, но лес уже расступался, оказавшись лишь узкой полоской перед пляжем.