Book.

А все потому, что королю пришла в голову не слишком удачная мысль взять с собой жену, принцессу Аквитанскую, воспитанную при просвещенном Лангедокском дворе, где процветали Суды любви. [269] Спору нет, для увеселительной поездки можно было придумать что-нибудь получше Крестового похода! Нескончаемые и изнурительные переходы под палящим солнцем, постоянная угроза попасть в плен к врагу, нехватка продовольствия… Наверное, можно было бы все это преодолеть, если бы Алиенора была влюблена в мужа без памяти или отличалась героизмом от природы – так нет же! Ни того ни другого. И в конце концов она просто возненавидела не столько любящего, сколько ревнивого мужа, заставившего ее пуститься с ним в это тягостное путешествие. В Антиохии королева пала в объятия одного из своих молодых дядюшек – Раймонда Аквитанского, отказалась следовать за мужем дальше и потребовала развода, ссылаясь на родство по крови.

Неловкий, как обычно, Людовик мало того что сделал своих сеньоров свидетелями этого позора, так еще и уволок супругу силой за собой на глазах всей армии.

Антиохия от Парижа далеко, тем не менее слух о семейном скандале достиг столицы скоро – и одновременно с известием о новом военном поражении, еще более печальном, чем предыдущие. Людовик с Конрадом объединились под Дамаском, как выяснилось, лишь для того, чтобы мусульманам было легче разбить наголову остатки их войск. Надо еще сказать, что каждое известие об очередном поражении сопровождалось просьбой прислать денег.

Но Сугерий мог все, и это тоже. Именно он во время Второго крестового похода совершил настоящий подвиг. Не устанавливая никаких исключительных налогов, не провоцируя мятежей, он сумел прийти на помощь королю, оплатить его долги вассалам, выкупить пленных, вернуть рыцарям-тамплиерам внушительные ссуды… Огромное число операций – переводы, пересылки, возмещения – осуществлялось при посредстве ордена тамплиеров, который превратился в своего рода банк Крестового похода, и, хотя рыцари-храмовники получили свой устав от святого Бернара, они тоже требовали выплаты долгов.

Сугерий справился со всем, что выпало на его долю: с долгами, с незапланированными и повседневными расходами, не отменив даже вознаграждений, которые обычно распределял король. Аббат выходил из положения, опустошая казну Сен-Дени и растрачивая собственное состояние, которое было весьма велико.

Между тем в обществе начались протесты, и ситуация становилась угрожающей. Слава святого Бернара померкла, и сокрушительное поражение крестоносцев заставило его усомниться мало того что в самом себе, так еще и в Провидении. Он писал: «Правителями овладела мысль отделиться друг от друга, и Господь развел их по непроходимым дорогам… Мы возвещали мир, но никакого мира нет, мы обещали успех, но повержены в скорбь. Ах, разумеется, суд Божий справедлив, но на этот раз Он вверг нас в пучину бедствий, и я могу объявить праведником того, кто не возмутится и не впадет в искушение. Я же признаю себя виновным в этом грехе». Страшные слова в устах святого!

Стремление разделиться сделалось настолько сильным, что с королем поссорился и его брат, граф де Дрё: поссорился, оставил Сирию, вернулся во Францию и сразу же собрал обильный урожай с народного недовольства. Среди сеньоров и даже среди церковников обозначилось движение в его пользу, пошли разговоры о том, что пора бы сместить законного короля. Но был человек, который держал руку на пульсе истории, – мудрый аббат, рассудивший, что государство сейчас не в том состоянии, чтобы выдержать династический кризис. Один старичок против всех… Он срочно созвал в Париже ассамблею, где пригрозил подстрекателям заговора отлучением, подписанным папой, и обязал мятежного брата короля публично отказаться от своего предприятия. Но с другой стороны, с королем, отправляя ему письма и торопя вернуться, он тоже не церемонился и слов особенно не подбирал: «Нарушители спокойствия в королевстве вернулись, а вы, которому до́лжно быть здесь, чтобы защитить его, остаетесь узником в изгнании… Вы сами отдали овец на растерзание волкам, а свое государство – тем, кто желает у вас его похитить… Что же до вашей супруги, королевы, мы советуем, если вы согласитесь, скрывать вашу обиду до тех пор, пока вы, возвратившись домой, не сможете с Божией помощью уладить это дело, как и все остальные».

Брак Алиеноры Аквитанской и Людовика VII. Миниатюра. XIII в. (?)

И вот наконец Людовик решается-таки вернуться во Францию. Он везет с собой беременную Алиенору – жена носит под сердцем явно не его ребенка. А когда этот глупый и бездарный монарх, творец всех своих несчастий, оказывается на родной земле – Сугерий, как это делает всякий хороший управляющий после возвращения хозяина, передает ему королевство в целости и сохранности. «Ваши доходы по судам, пошлины, собранные с ваших вассалов, оброк натурой – все сохранено к вашему возвращению. Нашими заботами ваши дома и ваши дворцы в отличном состоянии, те, что разрушились, были отремонтированы. Ваши люди и ваши земли, слава Господу, наслаждаются миром». Сугерий умрет два года спустя с титулом «отец отечества», полученным от благодарного ему народа.

Такова была политическая деятельность аббата.

А возведенное его трудами каменное творение и сейчас у нас перед глазами: базилика Сен-Дени, которая под его руководством была реконструирована в очень короткие сроки перед Крестовым походом, – ему тогда показалось необходимым немедленно увеличить королевскую церковь. Действительно, аббатство Сен-Дени было одним из самых привлекательных мест для паломников (причем сюда тянуло не только набожных людей, но и просто любителей исторических достопримечательностей), и приходили эти паломники не только из всех французских провинций, но и со всех концов Европы.

Сугерий сам рассказывал, что в праздничные дни толпа желающих увидеть раку с мощами часто была очень плотной и люди, которые уже хотели выйти, тщетно сражались с теми, кто давился, пытаясь войти. Нередки были несчастные случаи, особенно с женщинами, «сплющенными, будто под прессом», – они так громко вопили, что «можно было подумать, будто рожают»! Бывало, одни падали под ноги, и их топтали, а другие, ухитрившись вспрыгнуть наверх, «шли по головам, как по полу». Даже монахам, заботившимся о раке с мощами святого Дионисия, не раз приходилось вместе со священными косточками спасаться через окно.

Реконструкцию Сен-Дени решено было осуществить в тот же год, когда закончили Везеле. Сугерий так успешно провел все работы, что всего через двенадцать лет новую монастырскую церковь можно было освятить. Однако здание, выстроенное таким же просторным, как было вычерчено на планах, в этот день оказалось мало: на освящение Сен-Дени набежало столько парижан, что снаружи осталось намного больше людей, чем сумело протиснуться внутрь. И когда прелаты вышли из храма, чтобы окропить стены святой водой, толпа так на них навалилась, что Людовик VII – вот уж кому судьба уготовила, являясь в святые места, попадать в опасное положение! – вынужден был с помощью своих офицеров разогнать эту толпу ударами палок.