– Не помню, – признался Карлссон.
Фрида подошла ближе к дому и остановилась. Потом обернулась к Карлссону.
– Эндрю Берримен посоветовал мне выслушать Мишель Дойс. Когда мы спросили ее, где она познакомилась с тем мужчиной, она постоянно говорила о Дрейке и реке.
– Речной, – вспомнил Карлссон. – Об этом ведь говорил доктор Брэдшо?
– Речной? Кто речной? – удивился Джек.
– Не обращайте внимания, это просто глупости, – отмахнулась Фрида.
– Он ведущий специалист в своей области, – напомнил Карлссон.
– Она просто пыталась ответить на вопрос.
– Тогда почему она не ответила так, чтобы мы ее поняли? – возмутился Карлссон.
– Она видит мир не так, как видим его мы. Но она очень, очень старалась. – Фрида повела их вдоль фасада до самого угла дома: вдоль боковой стороны здания шла дорожка, заканчивавшаяся тупиком. – Дрейк-элли, переулок, – торжественно объявила она.
– И что? – не понял Карлссон.
– Мишель Дойс собирает разный хлам, – терпеливо напомнила Фрида, – приносит его домой и раскладывает по всей квартире.
– Вы хотите сказать, что она притащила домой труп?!
– Думаю, именно это она и пыталась нам сообщить.
Повисла долгая пауза. Карлссон потрясенно обдумывал услышанное.
– Вы считаете, что Мишель Дойс обнаружила здесь труп и отнесла его к себе домой?
– Ей не пришлось долго нести его, – возразила Фрида. – Отсюда примерно… Сколько? Пятнадцать, двадцать футов до ее входной двери? И это была чрезвычайная ситуация. Она, должно быть, верила, что помогает ему.
Карлссон медленно кивнул. Лицо его приняло сосредоточенное выражение. Нет, скорее, подавленное и удивленное одновременно, подумала Фрида.
– Ладно, – наконец заявил он. – Пусть так. Так что отходите отсюда. Возможно, это место преступления. Не хватало еще уничтожить улики.
– А что делать с комиссаром?
– Я сообщу ему, – сказал Карлссон. – В свое время.
Они стояли рядом и вглядывались в переулок. Это была грязная, покрытая гравием дорожка, где валялись обрывки бумаги и полиэтиленовые пакеты, а еще здесь было очень много использованных иголок. В дальнем углу лежал мешок с мусором.
– Возможно, Брэдшо все-таки прав, – сказала Фрида. – Возможно, Мишель действительно говорила о мужчинах и женщинах. Ну, вы помните: лодки и реки.
– Кому-то придется перебрать здесь весь мусор, – заявил Карлссон, словно не услышав ее. Он вынул свой телефон. – К счастью, нам этим заниматься не придется.
Дни в феврале еще короткие. Она знала, что сейчас февраль, и даже знала дату, потому что сделала себе календарь. В школе она очень хорошо рисовала, это был ее любимый предмет. Даже теперь, стоило закрыть глаза, она с легкостью могла вспомнить то чувство, которое испытывала в детстве, погружая кисточку в баночку с краской, а затем проводя ею по чистой странице и наслаждаясь видом яркой, ровной линии.
Этот календарь украшали изображения деревьев. По одному дереву на каждый месяц. Когда она была маленькой, у нее был блокнот для эскизов, который хранился в верхнем ящике стола. В блокноте она зарисовала каждое дерево в саду: ясень, дуб, бук, граб, ложную акацию, яблоню, сливу и грецкий орех. Она часами заштриховывала стволы, пыталась в точности передать форму листьев. Она никогда не рисовала города, здания, людей – все эти уставившиеся на вас глаза, лица, подглядывающие из-за штор, когда вы даже не подозреваете, что за вами следят. Незнакомцы за спиной или в углу, в тени. Она предпочитала природные пейзажи. Ей нравились пустыня, и море, и большие озера.
Он принес ей бумагу, несколько карандашей и пастель. Правда, он не принес точилку, и приходилось прибегать к помощи ножа, которым она чистила картофель. Одну страницу она отводила под дерево, а еще одну расчерчивала на квадратики по количеству дней в месяце. Тридцать дней включают в себя сентябрь, апрель, июнь, ноябрь… На это ушла целая вечность, но времени у нее хватало. Собственно, пока она ждала его, у нее не было ничего, одно только время. Она сидела за небольшим столом и вместо линейки использовала книгу о садоводстве, которую он оставил во время одного из визитов на лодку. Она не могла написать дни недели, на которые выпадала каждая дата, – это было слишком сложно, к тому же календарь она сделала в сентябре, а сейчас уже наступил следующий год, 2011-й. Февраль 2011-го.
В каждом квадратике она записывала, чем занималась в течение дня. Такие записи не хранили никакой тайны: она никогда не записывала по-настоящему важные события. Она писала: «20 отжиманий», «2 чашки чая», «сильная мигрень» – все в таком роде. У нее закончились таблетки от мигрени, но он пополнит запас, когда вернется. Единственное, что она себе позволяла, – это рисовать маленькую звездочку в верхнем правом углу квадратика, обозначавшего тот день, когда он был рядом. Вот так она и узнала, что он отсутствовал уже три недели и три дня. Он никогда еще не уезжал так надолго, даже когда выполнял очередное задание.
Деревом февраля был бук, хотя мало кто, помимо нее, смог бы узнать его из-за голых ветвей. Ей нравилась гладкая серая кора бука и покрытая бороздками колонна его ствола. В вилке ствола она вставила крошечные инициалы: свои и его. Никто никогда их не увидит, но она знала, что они там, – как признание в любви. Она поступала так с каждым деревом, только ставила инициалы в различных местах. Это была ее тайнопись. Она даже не стала ему говорить, потому что, возможно, ему не понравится; но когда все наконец закончится, она обязательно ему расскажет, а он обнимет ее за плечи и поцелует в макушку или особое местечко, прямо под ухом, и скажет, как он гордится ею и тем, что она вынесла ради него. Она нужна ему. Раньше она никому не была нужна. Именно из-за этого она отказалась от всего: дома, семьи, комфорта, безопасности, себя.
Она прижалась лицом к окну и стала смотреть на серое небо, уже начинавшее темнеть. Дни были короткими, а ночи длинными, она мерзла и хотела, чтобы он поскорее приехал.
На следующее утро, не успели стрелки показать семь часов, Фрида уже стояла у двери хорошо освещенного подвального помещения в полицейском участке. Комната была холодной, лишенной окон, но заполненной запахом подземелья – гниения и грязи. Запах источали обломки из переулка, которые разложили здесь на всех доступных поверхностях с особым тщанием: каждому предмету выделялось отдельное место.
– Вы хотели увидеть все своими глазами, – напомнил ей Карлссон.
– Что-нибудь интересное?
– Судите сами. – Он вошел в комнату, и Фрида последовала за ним. – Разумеется, мы искали прежде всего следы человеческой крови или физиологических жидкостей, но даже если бы они там раньше и были, их давно уничтожили дождь и мокрый снег. Если тело действительно лежало в том переулке, то с тех пор прошло приблизительно две недели. Конечно, мы были бы рады обнаружить отрезанный палец, но увы.