– Но тело находилось в ее квартире, – нетерпеливо напомнил комиссар Кроуфорд.
Фрида обернулась, и он наклонился к ней, да еще и хлопнул рукой по столу, чтобы придать веса своим словам. Она заметила, что в уголках рта у него скопилась слюна.
– Конечно, она убила его, иначе и быть не может. Или вы считаете, что в ее комнату вошел посторонний и занес туда труп? Если мы не считаем, что это сделала она, что, черт возьми, нам делать?
– В своем заключении я посоветовала выслушать ее.
– Но все, что она делает, – это плетет какую-то чушь о лодках!
– Да, – кивнула Фрида. – Интересно, что она хотела этим сказать…
– Ну… – Фриде показалось, что Карлссон с трудом сдерживает улыбку. – Есть ведь теория доктора Брэдшо о реках, женщинах и всем таком.
Фрида на мгновение задумалась.
– Именно это меня совершенно не устраивает, – призналась она. – То есть меня многое не устраивает, но этот момент – особенно. Что касается самой Мишель, то не думаю, что она говорит символами. Я считаю, что она живет в мире, где все очень реально. Это – ее проклятие.
Карлссон посмотрел на Брэдшо.
– Как вам?
– Я видел женщину в коридоре, она чай развозила, – ответил Брэдшо. – Может, у нее тоже спросим?
Карлссон оглянулся на Фриду и приподнял брови. Повисла долгая пауза, нарушать которую у нее причин не было.
– Я согласен с доктором Кляйн, – наконец заявил он.
– Да что б тебя, Мэл!
– Мишель Дойс, возможно, убила этого мужчину, но с каких это пор нам стало хватать одного предположения?
– Я хочу, чтобы дело закрыли.
– Мы именно это и пытаемся сделать, но…
– Нет! Ты меня не слушаешь. Я начинаю подозревать, что ты не понимаешь, с чем имеешь дело. Я хочу сказать, что это дело должно быть закрыто немедленно. Я согласен с доктором Брэдшо. Убийство совершила эта женщина, Дойс. Я отменяю твое решение, Мэл. Отправляй дело в суд.
– Простите, что зря потратил ваше время, Фрида.
– Вы не виноваты. Как вы намерены теперь поступить?
– О чем вы?
– О деле.
– Вы же слышали. Я отправлю его в суд. Ее признают неспособной отвечать за свои поступки. Дело закрыто и положено на полку, комиссар доволен, Мишель Дойс попадает в психиатрическую больницу до конца своих дней.
– Но если вы думаете, что она этого не делала?
Карлссон пожал плечами.
– Добро пожаловать в мою жизнь!
Джек Дарган огляделся.
– Здесь все иначе, – заметил он. – Не обязательно в хорошем смысле. Мне больше нравилось, когда наши встречи проходили в кафе. Я бы выпил кофе со взбитыми сливками и куском шоколадного торта Маркуса.
Они шли по Говард-стрит, и на головы им падал мокрый снег. Лицо Джека раскраснелось. На голове у него была зеленая шерстяная шапочка с ушами, а шею он несколько раз обмотал шарфом в коричневую и оранжевую клетку. Замолкая, он всякий раз натягивал шарф, прикрывая рот. Он также надел старый ярко-синий анорак со сломанной застежкой-молнией, но о перчатках забыл, поэтому постоянно дул на руки, пытаясь их согреть. Фрида была наставником Джека, а Джек – ее стажером, но сегодня он больше походил на невоспитанного племянника.
– Через десять лет, а может, и через пять, весь район приведут в порядок. Эти здания снесут, а на их месте построят офисные центры, – сказала Фрида, останавливаясь перед домом № 3.
– Хорошо.
– Но им все равно придется искать место, куда бы приткнуть неудачников и отверженных, забытых и заброшенных людей.
– Вашего человека нашли именно здесь?
– Он не совсем «мой человек», но да.
– Итак, почему мы пришли сюда? Вы же сказали, что дело закрыто.
– Закрыто. Они решили, что убийство совершила Мишель Дойс, а она не может предстать перед судом. Я просто хотела посмотреть, где она жила. И подумала, что нам будет проще поговорить во время прогулки.
Она развернулась и повела Джека в противоположную сторону по Говард-стрит, в направлении Детфорд-черч-стрит.
– Не думаю, что могу рассказать что-то важное, – пробормотал он.
– Я ваш руководитель уже почти два года.
– Наши встречи – яркое событие каждой недели. Вот только…
Джек отвернулся, так что Фрида не могла рассмотреть выражение его лица.
– Вот только что?
– Мне нравится говорить о проблемах – но не с теми, кто их испытывает. Мне все это очень интересно, но исключительно теоретически, а сидеть в крохотной комнатушке и слушать, как пациент рассказывает о том, кто и что конкретно сказал, когда ему было шесть лет… Мне это кажется совершенно бессмысленным. Или, возможно, от меня просто нет толку. Я пытаюсь слушать, а затем ловлю себя на мысли о том, что съесть на обед или на какой фильм сходить в кинотеатр. У людей обычно просто жутко тоскливая жизнь.
Фрида внимательно посмотрела на него.
– А какая жизнь у вас?
– Я скажу вам, что мне понравилось: работа в прошлом году, расследование дела Алана и Дина, участие в нем, можно сказать, в первых рядах. Когда разговоры непосредственно касались дела, давали некий ответ… становились ключом, подходящим к замку и открывающим дверь. Но сейчас бóльшую часть времени мы сидим в комнате, я и пациент, и обсуждаем разные мелочи.
– Мелочи? – переспросила Фрида. – Неужели это все?
– Знаете, что я думаю, Фрида? Я думаю, что до сих пор не бросил все только из-за вас. Поскольку я хочу походить на вас. Поскольку, когда я с вами, все обретает смысл. Но чаще всего я думаю, что мы совершаем мошенничество, просто подшучиваем над людьми, которые чувствуют себя героями из-за своих страданий, и это все, о чем они хотят говорить.
– Вы говорите так, словно чем-то обижены. Вы почти буквально спрашиваете: «А как же я?»
– Они вываливают на меня груды какого-то хлама, а я должен придать ему некую устойчивую форму. Форма может быть любой, ведь это совершенно неважно. А мне хочется посоветовать им посмотреть дальше собственного «я», посмотреть на реальный мир. Потому что настоящие страдания только там. Изнасилования, жестокость и абсолютная, ужасающая нищета.
Фрида прикоснулась к его плечу. Они свернули с Детфорд-черч-стрит и подошли к небольшой церквушке вдалеке от дороги, со старой колокольней. На воротах были нарисованы череп и кости, справа находился склеп.
– Святой Николай был заступником моряков, – сказала Фрида, когда они прошли ворота и оказались на маленьком кладбище. – Этого стоило ожидать от церкви возле доков.
– В последний раз я заходил в церковь во время похорон бабушки, – признался Джек.