Тэннер безрадостно рассмеялся.
– Я никак не мог решить загадку. После нескольких дней работы я думал, что мы найдем ее в канаве, или канале, или неглубокой могиле. Когда речь идет об этих больных ублюдках, я знаю: их действия импульсивны. После убийства они просто пытаются избавиться от доказательств того, что натворили. Это дело обычным мне не показалось, но каким именно оно казалось – я понять не мог. Мы вообще ничего не обнаружили. Как можно анализировать ничто? Возможно, он – или она – просто закопал ее в удачном месте. Ну а как продвигается ваше расследование?
– Оно очень похоже на ваше. Несколько часов мы надеялись, что он вот-вот появится, что он просто потерялся, или спрятался в буфете, или пошел в гости к другу. Мы допросили родителей. Они не в разводе. Поговорили с тетей. Брат жены живет поблизости. Он безработный, пьет. Мы надавили на него. А теперь просто ждем.
– Записи камер наблюдения?
– Он или умен, или удачлив. Камера в школе, как оказалось при проверке, не работала. От населения тщательно скрывают, что приблизительно четвертая часть всех камер либо сломаны, либо выключены. Но мы знаем, что он ушел из школы. На фасадах магазинов и рядом с пабом как раз перед его домом есть несколько камер. Они его не зафиксировали, но мне сообщили, что они были неудачно установлены, так что это ни о чем не говорит. Дорога к нему домой идет вдоль парка, а там вообще нет никаких камер.
– Разве нельзя проверить номера автомобилей, въезжающих в Хакни и выезжающих оттуда?
– Что? В Хакни? Это вам не квартал красных фонарей в два часа ночи. Мы не знали бы, где и начать.
– Возможно, вам придется подождать еще лет двадцать с лишним.
Карлссон встал. Достал из бумажника визитку и вручил ее Тэннеру, смотревшему на него с кривой улыбкой.
– Вы знаете, что я сейчас скажу, – вздохнул Карлссон. – Но если вы что-то вспомните, что угодно, просто позвоните мне.
– Не очень-то это приятно, правда? – сказал Тэннер. – Когда приходится ехать и разговаривать с людьми вроде меня.
– Определенную пользу поездка все же принесла, – возразил Карлссон. – Я почти рад, что вам было так же плохо тогда, как мне сейчас.
Они вместе направились к двери.
– Сочувствую вам в ситуации с женой, – сказал Карлссон. – Ей лучше?
– Хуже, – ответил Тэннер. – Врачи говорят, все это займет много времени. Вызвать вам такси?
– Мой водитель ждет снаружи.
Карлссон уже вышел на улицу, но неожиданно остановился и сказал то, чего говорить не собирался.
– Он мне снится, – признался он. – Я не могу вспомнить сон, когда просыпаюсь, но знаю, что мне снится именно он.
– У меня тоже такое было, – кивнул Тэннер. – А потом у меня появилась привычка опрокидывать пару рюмок, перед тем как идти спать. Иногда помогало.
– Вчера ночью мне тебя не хватало, – признался Сэнди.
Фрида окинула кухню взглядом. Помещение уже казалось ей чужой территорией.
– Я как раз завтракал. Тебе сделать…
– Нет, спасибо.
– Хотя бы дождь закончился. Прекрасно выглядишь. Новый жакет?
– Нет.
– Я тараторю, как идиот. Прости за вчерашнее. Мне действительно очень жаль. Ты имела полное право рассердиться.
– Я больше не сержусь.
– Не сердишься, – кивнул Сэнди. – Потому что уже решила не ехать со мной. Я ведь прав?
– Я не могу вот так все бросить, – ответила она. – Даже ради того, чтобы быть с тобой.
– Но разве тебе не страшно терять то, что возникло между нами?
Она вовсе не планировала так поступить, но почему-то через секунду они стали целоваться. И вот он уже стягивает с нее жакет, блузку, и они вместе падают на диван. Его губы приникают к ее губам, ее руки ложатся на его обнаженную спину, прижимая его к себе, – в последний раз. Он выкрикнул ее имя, и снова, и снова, и Фрида поняла: она будет просыпаться по ночам и слышать этот крик.
Когда все закончилось, она сказала:
– Это была ошибка.
– Не для меня. Я уеду только после Рождества. Давай проведем оставшееся время вместе. Попытаемся во всем разобраться.
– Нет. Я не люблю долгих прощаний.
– Но как ты можешь расстаться после всего, что случилось?
– Пока, Сэнди.
Когда она ушла, он подошел к окну и стоял там, глядя на площадь, ожидая ее появления. И через несколько минут она появилась: худенькая прямая фигурка, стремительно двигающаяся к дороге. Она ни разу не оглянулась.
– Босс наверняка с ума сойдет от бешенства, – уныло заметил детектив Форман.
В командном пункте их было несколько человек, хотя Карлссон отсутствовал и должен был появиться значительно позже. Они просматривали утренние газеты: лихорадка Мэтью все не стихала. В одном таблоиде ему посвятили целых девять страниц: несколько фотографий, интервью с людьми, которые его знали или утверждали, что знали, заметки о принципах составления психологического портрета, большая статья о домашней жизни Мэтью. Были там и рассуждения о состоянии брака Фарадеев. В качестве источников информации назывались «люди, близкие к центру расследования».
– Интересно, какой идиот слил им информацию?
– Они пускают пробный шар, чтобы прощупать общественное мнение. Они знают, что обычно преступник – либо родной отец, либо приемный.
– Он был чертовски далеко оттуда. Нет никаких оснований подозревать его. Зачем им такое печатать?
– А ты как думаешь? На истории Мэтью можно нажиться. Я где-то читал, что тираж газеты увеличивается на десятки тысяч экземпляров, если они печатают новости по этому делу на первой полосе. Похоже, это может длиться бесконечно.
– Кровавые деньги.
– Говорить легко. Кому здесь уже предлагали деньги?
– Что, за утечку информации?
– И тебе предложат. Вот увидишь.
– Босс не обрадуется.
– И его босс тоже. Я точно знаю, что комиссар полиции лично интересуется результатами расследования.
– Кроуфорд идиот.
– Да, идиот, но он может сильно усложнить нам жизнь.
– Карлссон – крутой коп. Если кто-то и может распутать это дело, то только он.
– Тогда, похоже, никто его не распутает, так что ли?
Двадцать два года… Но когда Карлссон сообщил Деборе Тил, кто он такой, в ее глазах вспыхнула надежда – пополам со страхом. Она прижала два пальца к нижней губе и прислонилась к дверному косяку, словно земля ушла у нее из-под ног.
– Вообще-то никаких новостей о вашей дочери нет, – поспешил уточнить он.