— Моенное имище, как есть. И никакая чучундра с ним ниче тако не сотварнет. Ниче ведь моему имищу не грозится?
Джинни взглянула на Жаба, но тот лишь пожал плечами. Дело было в том, что мозги среди Фиглей распределяются неравномерно — большая часть достается женщинам.
— Эт’ вам не хухры-мухры, это вам имище настоящее, шкрябано так, что никто ему нипочем, — не унимался Явор Заядло. — Эт’ магия-чудия, вот что, эт’…
— Ты букову «я» нашкрябил нетудыть и запропустил «а» и «о» в «Заядло», — перебила Джинни, поскольку всякая порядочная жена должна заботиться о том, чтобы муж не лопнул от гордости.
— О женсчина, я ни бум-бум, кудыть тот жиренный верзун прет, — отмахнулся Явор Заядло. — С этими жиряками никогды наперед не сказанешь, кудыть их понесет. Это каждый истовый шкрябильщик кумексает. Вон, зырь: то он топ-топ сюдыть, то — тудыть… — Он с гордостью воззрился на свою писанину:
RBOP ЗЯДА
— Ас этим «a-о» ты вообсче ни бум-бум, — заявил он. — Все правно нашкрябано: «зэ», «я», «дэ» и «ло»: Заядло. Вишь? Кумексать надыть! — Он воткнул карандаш себе в волосы и, задрав нос, посмотрел на жену.
Джинни вздохнула. В детстве у нее было семьсот братьев, так что она отлично знала, что мысли любого мужчины бегут очень быстро, но зачастую совсем не в ту сторону. А если мужчинам не удается приспособить то, что они думают, к тому, что есть, они норовят приспособить то, что есть, к тому, что они думают. И обычно, советовала ей мама, в таких случаях лучше с ними не спорить.
По правде говоря, только пять или шесть пикетов из клана Долгого озера умели как следует читать и писать. Грамоту считали странным увлечением, скорее для тех, кто малость не от мира сего. Ну в самом деле, какой с нее прок, когда, положим, начинается новый день? Буквы не помогут одолеть голыми руками форель или разбойно напасть на кролика с целью отобрать у него шубу и вкусное мясо. От писанины не запьянеешь. Ветер не прочитаешь, по воде не напишешь.
Но над записями не властно время. Они доносят голоса Фиглей, живших много лет назад, и видевших странное, и делавших удивительные открытия. От этого пикетов бросало в дрожь, потому-то некоторые считали, что читать и писать — дурное дело. Но в клане Долгого озера думали по-другому. И своему новому клану Джинни желала только добра.
Быть молодой кельдой нелегко. Ты приходишь в чужой клан вместе с несколькими братьями, которые отправились с тобой, чтобы тебя охранять. Там ты выходишь замуж, и у тебя разом появляются муж и несколько сотен деверей. Если слишком много думать об этом, сердцу становится неспокойно. Дома, на острове посреди озера, Джинни могла хотя бы с мамой поговорить. Но кельде никогда не вернуться в родной дом.
Если не считать нескольких братьев-телохранителей, она совсем одна.
Джинни страдала от одиночества, и тоски по дому, и страха перед будущим. Вот почему совершила ошибку…
— Явор!
В лаз, ведущий в пещеру и замаскированный под кроличью нору, ввалились Грамазд Иан и Хэмиш.
Явор Заядло сердито посмотрел на них:
— Эй, мы тута в буковы играемся!
— Ах-ха, Явор, но мы, как ты велел, зырили, чтоб наша мала карга типсы-топсы отбыла, а за ней роевник прется!
Явор Заядло выронил карандаш.
— Взаправды? Нивраз об них в этом мире не слыхал!
— Точняк, Явор! — подтвердил Грамазд Йан. — Он так гундел, что у меня все зубья заныли!
— Дык че ж вы ей не сказанули, тупитлы? — заорал Явор.
— Ас ней жо друга карга была, поучительная, — пояснил Грамазд Иан.
— Мисс Тик? — уточнил Жаб.
— Ах-ха, у ней ишшо лицеморда белая, что твои егурти, — кивнул Йан. — А ты грил, чтоб мы ей не казались, Явор.
— Ах-ха, но дык тут жо особ случай… — начал было Явор, но осекся.
Он был женат не так долго, но у всякого женатого мужчины довольно быстро вырабатывается особое чутье, целый ряд чувств от шестого и далее, которые подсказывают ему, что он вот-вот окажется по горло в неприятностях.
Джинни легонько притопывала ногой. Руки ее по-прежнему были скрещены на груди. На лице застыла улыбка, входящая в набор особых умений, которыми женщины со своей стороны тоже овладевают после свадьбы. Такая улыбка ясно говорит: «Да, ты по горло в неприятностях, но я еще чуть-чуть подожду — и дам тебе увязнуть по самую маковку».
— Что-что вы там грите про мал-мал каргу? — спросила она, и голос ее был тихим и тоненьким, точь-в-точь как у мышки, прошедшей обучение в Гильдии Наемных Грызунов-Убийц.
— Ой, ну, да, эт’ самое… — заюлил Явор, изменившись в лице. — Ты разве ж ее не помятуешь, дорога-мила? Она и на свадьбе была ишшо… Мала карга была нашей кельдой день-друг, тако дело. Стара кельда с нее словесо взяла, прям перед тем, как в Догробный мир возвернуться, — добавил он, словно в надежде, что упоминание покойной кельды спасет его от надвигающегося урагана. — Ну вот мы и того, призыряем за ней мал-мал, она ж какс-никакс карга нашая и вообсче… — Он говорил все тише и тише, в конце концов умолк под взглядом Джинни.
— Истова кельда берет Большого Человека мужем, вот как я Явора Заядло взяла, — сказала она. — И что, я тебе плоха-нехороша жена?
— Хороша, ой хороша… — пробулькал Явор. — Но…
— А на двоих ты жениться не могешь, эт’ двуженство будет, так иль нет? — продолжала Джинни сладким, как яд, голосом.
— Ох, до этого ж не дошло! — Явор Заядло принялся затравленно озираться в поисках путей к бегству. — И вообсче, это ж токо на время было, она ж ишшо мал-мала девчура, но котелком варит, и…
— Тута я котелком варю, и я — кельда в этом клане, так иль нет? А кельда могет быть токо одна, так иль нет? И мой котелок наварил, что боле никто за этой девчурой хвоститься не будет, ясно?
Стыд-позор на вашии балды! Девчурке не по нутру, когда умбал навроде Грамазда Йана на нее почем-здря пырится!..
Явор Заядло повесил голову:
— Ах-ха… Все так… Токо вот…
— Токо что?
— За бедной девчурой роевник тащится…
Джинни надолго замолчала, потом спросила:
— Точно?
— Ах-ха, о кельда, — встрял Грамазд Иан. — Его гундеж один раз послышишь — век не забуднешь.
Джинни побледнела и прикусила губу.
— Но ты грил, что с ней могуча карга, Явор?
— Ах-ха, токо никто нипочем ишшо не уносил ног от роевника! Его не пришибить, его не споймать, его не…
— А разве ты не грил мне, как та мала грамазда девчура билась с Кралькой и заборола ее? — спросила Джинни. — Сковородксой ее пришибла, ты сказанул. Знатца, она крепок орех. Ежли она могуча карга, то сама смекнет, как быть. У кажденного свой судьбонос в жизни, и это — ее. Могуча карга должна сама эт’ пройти.