Он не любил курить рядом с ней, но достал начатую пачку из ящика под сушилкой для посуды и сунул в карман. Судя по выражению лица Норы, сигарета может понадобиться.
Он устроился рядом с ней. Она уже переоделась в джинсы и блузку, значит, вернулась достаточно давно. «Все страньше и страньше».
Они немного помолчали, глядя на городской пейзаж, открывавшийся с площадки. Он поцеловал ее, и она рассеянно улыбнулась. В руках у нее была распечатка электронного письма агента и папка с крупной надписью «Дебет и кредит». Его шутка, и, как выяснилось, не слишком удачная. В папке хранились их счета – выписки из банка, расходы по кредитным картам, счета за коммунальные услуги, страховые взносы, – и итоговый баланс был с огромным минусом. Обычная американская история наших дней: денег катастрофически не хватало. Два года назад они подумывали о рождении ребенка. Сегодня же мечтали лишь о том, чтобы вылезти из долгов и, скопив немного денег, уехать из города, не опасаясь, что по пятам ринется толпа кредиторов. Они мечтали перебраться на север, в Новую Англию. Но пока это было невозможно. Здесь, по крайней мере, у них имелась работа.
– Как дела в школе? – спросила она.
– Все хорошо.
Вообще-то его нынешнее место было отличным. Но кто знает, как все сложится, когда Анита Байдерман выйдет из декрета? Возможно, в 321-й средней школе для него не останется места. В списке претендентов на подмену его имя значилось одним из первых, но что толку, если все штатные преподаватели продолжали вести занятия?
– Ты сегодня рано, – сказал он. – Только не говори, что Уинни умер.
Она вздрогнула, но тут же улыбнулась. Они жили вместе уже десять лет, последние шесть – в браке, и Чад знал, когда что-то было не так.
– Нора?
– Он отпустил меня домой пораньше. Чтобы я подумала. А подумать есть о чем. Я… – Она покачала головой.
Он взял ее за плечи и развернул к себе:
– В чем дело, Норри? У тебя все в порядке?
– Можешь закурить.
– Скажи мне, что происходит.
Два года назад в больнице «Конгресс мемориал» проходила «реорганизация», и ее должность сократили. К счастью для акционерного общества «Чад и Нора», ей здорово повезло. Она получила место домашней сиделки: один пациент, бывший священник, оправляющийся после инсульта, тридцать шесть часов в неделю, очень приличные деньги. Она зарабатывала больше Чада, причем существенно больше. Их совместных доходов почти хватало на жизнь. По крайней мере, пока Анита Байдерман не выйдет из декрета.
– Во-первых, давай поговорим об этом. – Она протянула ему распечатку письма. – Ты уверен?
– Что справлюсь? Практически да. Почти в этом не сомневаюсь. В смысле, если у меня будет время. Что до остального… – Он пожал плечами. – Там все написано черным по белому: никаких гарантий.
Поскольку городские школы сейчас не открывали вакансий, Чад в лучшем случае мог рассчитывать только на подмену. Его имя значилось в списках претендентов на должность преподавателя во всех школах, но в ближайшем будущем вакансий на полную ставку нигде не предвиделось. Однако даже если такая должность вдруг образуется, с деньгами лучше не станет, разве что появится некая стабильность. На подменах он иногда неделями сидел без дела в ожидании вызова.
Два года назад он пробыл без работы целых три месяца, и они едва не лишились квартиры. Тогда и пришлось залезть в долги, и начались проблемы с кредитами.
От тоски и чтобы занять себя хоть чем-то, пока Нора ухаживала за преподобным Уинстоном, Чад начал писать книгу, которую назвал «Жизнь вне цивилизации: приключения внештатного учителя в четырех городских школах». Писательство давалось ему с трудом, а иногда нужные слова не подбирались вовсе, и к тому времени, когда его вызвали на замену во второй класс школы Святого Спасителя (мистер Карделли сломал ногу в автомобильной аварии), он закончил три главы. Чад распечатал их и дал почитать Норе, на что та согласилась без всякого энтузиазма. Какой женщине хочется говорить спутнику жизни, что тот занялся не своим делом и только зря потратил время?
Но ее опасения оказались напрасны. Рассказы Чада о жизни внештатного учителя были милыми, забавными и нередко трогательными – намного интереснее того, чем он делился за ужином или в постели.
Большинство его писем с предложением рукописи остались без ответа. Кое-кто, впрочем, вежливо отозвался, сообщив, что в настоящее время не имеет возможности заниматься новыми рукописями. Наконец удалось найти агента, согласившегося посмотреть восемьдесят страниц, которые Чад вымучил на стареньком, барахлившем ноутбуке.
Агента звали Эдвард Ринглинг, что больше подошло бы артисту цирка. В письме по поводу рукописи он оказался щедр на похвалы и скуп на обещания.
«Я бы мог найти издателя на Вашу книгу на основании этих глав и синопсиса остальных, – писал Ринглинг, – но сумма такого контракта оказалась бы весьма скромной, скорее всего, даже намного меньше того, что Вы зарабатываете сейчас учителем, и в результате Вы финансово не только не выиграете, но даже проиграете. Я понимаю, что это безумие, но рынок сегодня едва дышит.
На мой взгляд, Вам следует написать еще семь-восемь глав, а то и закончить книгу. Тогда я мог бы выставить ее на аукцион и добиться для Вас несравненно лучших условий».
Наверное, рассудил Чад, такое предложение весьма разумно, если имеешь дело с миром литературы в комфортабельном офисе на Манхэттене. А если мотаешься по округе и проводишь уроки неделю в одной школе и три дня в другой, чтобы свести концы с концами? Письмо Ринглинга он получил в мае. Сейчас наступил сентябрь, и благодаря летней школе в последние месяцы с занятостью у Чада было весьма неплохо (Господи, благослови бестолковых, иногда думал он), однако ни одной страницы добавить к рукописи ему не удалось. И дело было вовсе не в лени: когда преподаешь, даже просто подменяешь кого-то, кажется, будто к какому-то важному участку твоего мозга, точно к аккумулятору, подсоединяют кабели, чтобы запустить чужие мозги. Конечно, хорошо, что дети могли подпитываться энергией с этого участка, но остальным участкам почти ничего не доставалось. На протяжении многих вечеров единственным творческим занятием, на которое у него хватало сил, было чтение детективных рассказов Линвуда Баркли.
Положение изменилось бы, останься он без работы еще на пару-тройку месяцев… но если жить только на зарплату жены, они пойдут по миру. К тому же беспокойство и страх не лучшие спутники для творчества.
– Сколько тебе надо времени, чтобы закончить книгу? – спросила Нора. – Если заниматься только этим?
Он достал сигареты и закурил. Ему очень хотелось преуменьшить реальные сроки, но он поборол искушение. Что бы у нее ни произошло, она заслуживала правды.
– Не меньше восьми месяцев. Скорее год.
– А сколько, по-твоему, можно будет выручить денег, если мистер Ринглинг выставит книгу на аукцион и найдутся желающие ее купить?