– Кого? – изумился Альв.
– Да хотя бы его детей! Или пусть сам Маломир живет здесь у нас – уж его-то Володислав не предаст. У него же как заложница останется жена – твоя племянница. Тогда мы сможем верить древлянам и вместе с ними бороться с Киевом. И ты станешь полным наследником своего отца. Может, и превзойдешь его! Не будем загадывать наперед, но война с полянами может завершиться для нас – нас и древлян – еще удачнее, чем мы рассчитываем. И тогда… кто знает… – Сигге Сакс с вызовом глянул на Мистину: – Ведь твоя жена, – он почтительно кивнул Уте, – точно так же приходится племянницей Олегу Вещему, как и Эльга. Ты понимаешь меня? Ведь не даром твой отец когда-то говорил, что в тебе и твоих детях течет уже столько княжеской и королевской крови, что ты ничем не хуже иных князей!
– Я… не хочу говорить об этом.
Мистина даже побледнел немного. Этот прищур Сигге был для него как знак из собственного прошлого. Пятнадцать лет назад ведь и сам он думал, что любой муж племянницы Вещего имеет не меньше оснований стать киевским князем, чем Ингвар. Но от этих честолюбивых притязаний Мистина отказался. Ибо понимал, что для истинного укрепления Русской державы необходимо сохранение союза с северными землями, где правили и правят родичи Ингвара. Объединяя свои силы, они достигли многого; пытаясь урвать себе по куску, погубят все.
– Я когда-то… очень давно… видел, – проговорил он, стараясь взять себя в руки, – как трое или четверо пытались поделить дорогой ромейский плащ, который взяли в Пересечене. Они дергали его друг у друга из рук, пока не порвали, изваляли в грязи, так что он только псу на подстилку стал пригоден, а потом подрались. И остались все без плаща и с битыми мордами. Не хотел бы я, чтобы мой побратим Ингвар и я уподобились этим дурням.
– Тот, кто и правду хотел владеть этим плащом, должен был просто убить всех прочих, – невозмутимо заметил Сигге Сакс. – А дураку и доля дурацкая.
– Даже при заложниках я бы не советовал тебе верить древлянам, – произнес Доброш. Все это время он сидел нахмуренный, обдумывая возможности. – Да, они будут нам верны, пока мы будем помогать им воевать с полянами и Киевом. Вот, два года назад Ингвар покорил землю смолян, там теперь живет его брат Тородд. Мы же все слышали, как там было, – он оглянулся на двоих товарищей, и те закивали. – До того смолянами правил русин Сверкер. Они были им недовольны и позвали на помощь Ингвара. Киевляне бились со Сверкером и одолели его. Но и сами были очень ослаблены. У нас есть один человек, Алдан, он пришел из Ингваровой дружины. Он сам был при этом и может подтвердить. Смоляне нашими руками избавились от тамошней руси, а потом сами, сохранив всех своих людей, могли бы перебить и Ингварову дружину. Хорошо, что их новый князь не рискнул ссориться и с Киевом, и с Волховцом, между которыми живет. Так вот, сдается мне, древляне задумали нечто подобное. Нашими руками они будут воевать с Киевом, а там, даже если не победят, то ослабят его. Они пошлют вас драться с Ингваром, а когда одни истребят других, древляне добьют оставшихся или хоть выторгуют себе выгодные условия.
Лица Мистины и его людей прояснились от этого рассуждения, Сигге Сакс несколько помрачнел: в словах Доброша было много правды. Но он быстро овладел собой.
– Уж не собираетесь ли вы сдаться до битвы? – насмешливо заметил Сигге. – Не думаю, что древляне посмеют предать нас. Ведь без нас им будет слишком трудно бороться с полянами.
– Им и не придется об этом думать, – сурово ответил Мистина. – Потому что я не предам Ингвара, моего побратима.
– Он тебе дороже отца? – выразительно спросил Сигге.
– О чем ты?
– Твой отец хотел, чтобы его род был утвержден на этой земле, которую он завоевал своей отвагой, удачей и мечами своей дружины. Не предашь ли ты его, если так легко отдашь все это Ингвару? Чем Ингвар заслужил такой подарок? Тем, что его привезли сюда ребенком как заложника? Мы, люди твоего отца, похоже, больше его сыновья, чем ты!
Мистина в негодовании поднялся, Сигге встал тоже. Мистина был выше, но Сигге – шире, а лицо его дышало холодной решимостью.
– Силу Русской земле принес не Свенгельд, а Олег Вещий, – вдруг раздался женский голос среди напряженной тишины.
Все повернулись в сторону Уты, а она продолжала:
– Вещий объединил силу русов и полян. А потом и иных племен. Поэтому все они стали сильнее. И сейчас сила Руси прибавляется с присоединением иных земель – как земли смолян. Разделение не принесет никому добра и будет нарушением воли Вещего. А ведь только его удача охраняет всех его наследников и державу. В моих детях – кровь Вещего. Они не пойдут против его воли и не станут разрушать то, что он создавал.
– Сделать то, о чем ты говоришь, Сигге, – уже почти спокойно сказал Мистина, благодарно посмотрев на жену, – для меня будет означать предательство слишком многих. И предков моих, и потомков. Но вы, если польститесь на посулы Володислава, предадите самих себя. От этого камня все дороги ведут в пропасть: и налево, и направо. Или Ингвар разобьет вас – так это и будет, скорее всего, или даже если вы разобьете Ингвара, древляне решат, что вы им больше не нужны, и погубят вас. Как сын своего отца, который был и вашим отцом, прошу: не глупите. Не губите сами себя.
– Многие скажут, что лучше погибнуть в борьбе за золотую чашу, чем без боя взять глиняный черепок, – холодно усмехнулся Сигге Сакс. – Но, в конце концов, Володислав делал это предложение тебе, ведь ты – знатный вождь и потомок князей. Я лишь передал. Ты вправе отказаться.
– И поэтому вы, – Мистина посмотрел на женщин, – как можно скорее уедете в Киев. А я останусь здесь и постараюсь сделать так, чтобы все это не заполыхало, пока Ингвар не вернулся.
* * *
Выехали задолго до зари, в самый глухой час ночи позднего лета. Мистина не исключал возможности, что древляне наблюдают за Свинель-городком, и отъезд своей семьи считал необходимым сохранить в тайне.
Отъезжающих сопровождали пятеро оружников самого Мистины и десять отроков из дружины Свенгельда. Это предложил Ранобор: если из Свинель-городка исчезнет семья Мистины и половина киевской дружины, это древляне заметят и поймут, что к чему. А исчезновения одного десятка из восьми Свенгельдовых в глаза не бросится.
Отправились сухим путем на Киев напрямик, и отряд был полностью конным. Ута, ее старшая дочь Святана и Соколина тоже сидели верхом, троих младших детей оружники посадили с собой перед седлами. Была одна волокуша с самыми нужными пожитками и припасами на дорогу. Выехали шагом, в полной темноте, и только в лесу Ранобор велел зажечь факел. Регни шел с ним впереди, освещая путь едущим сзади. Дети сперва робели, очутившись в ночном лесу, но потом успокоились, согрелись, завернутые в теплые вотолы, и даже задремали.
Обе женщины уезжали против воли. Ута не хотела покидать мужа одного среди всех этих сложностей, но понимала, что он прав в своем решении отослать их. Новые раздоры могли вспыхнуть в любой день, и он хотел, чтобы его семья была в безопасности, одновременно не связывая ему руки. Он помнил, как уезжали из Киева, и понимал, что киевские бояре, не доверяющие ему, будут очень рады, когда семья соперника окажется в их власти. Но в Киеве была Эльга, сестра Уты, которая ни в коем случае не даст ее и детей в обиду. Здесь же, в Деревляни, Мистине гораздо труднее было добиться безопасности для них.