Макбрайд смотрел на Уилла дружелюбно, доброжелательно. Он был ростом шесть футов, прямой и подтянутый. Судя по обветренному морщинистому лицу, ему было за семьдесят, но двигался он, словно человек вполовину моложе. Когда он пожал руку Уиллу, у того было такое ощущение, что кости вот-вот треснут. В ответ он изо всех сил сжал руку Макбрайда, очень стараясь не морщиться от боли.
– Могу я взять твой чемодан? Ты ждешь еще какой-то багаж?
– Нет, сэр, это все, – ответил Уилл и отдал Макбрайду свой чемодан.
– Ну, если так, то пошли. Машина рядом.
Макбрайд указал на двери и первым зашагал к выходу. Ходил он с заметной хромотой – возможно, страдал какой-то болезнью коленного или тазобедренного сустава, но похоже, считал физическую боль легким неудобством. В его коротких и правильно построенных фразах Уилл уловил едкий и строгий выговор уроженца Новой Англии.
– Как себя чувствуешь? – осведомился Макбрайд. – Тяжелая выдалась ночь?
– Заметно? – спросил Уилл.
– Наверняка большинство твоих попутчиков было бизнесменами, летящими на деловые встречи. Я, конечно, рискую показаться тебе ученым занудой, Уилл, но ночные рейсы для меня всегда служили символом того, как поклонение деньгам заставляет нас относиться с полным презрением ко всему человеческому, что в нас есть.
Уилл вытаращил глаза.
– Наверное, это было сказано слишком заумно для того, кто провел бессонную ночь в полете.
– Я вас отлично понял, – возразил Уилл. – Просто я никогда не слышал, чтобы люди так изысканно разговаривали.
– Что ж, Уилл, на западном побережье многие владеют грамотной английской речью.
– Понимаю, но для меня бы более привычно прозвучало: «Ночные рейсы, приятель, от них мозги вспухают».
Макбрайд дружелюбно рассмеялся. Они вышли из терминала. Было еще темно. Волна холода нахлынула на Уилла, проникла под его тонкую хлопковую толстовку. Он сделал резкий вдох, и у него сразу замерз кончик носа.
– У нас выдались ранние заморозки, – сказал Макбрайд. – К такому в Калифорнии тоже вряд ли привыкли.
– Здесь всегда так?
– Нет, нет, нет. В ближайшие пять месяцев обычно бывает гораздо хуже.
– А сейчас какая температура?
– Когда мы утром выехали, было двенадцать градусов. Можно сказать, теплынь.
Уилл своим ушам не поверил.
– Двенадцать?
– Шагай быстрее, тогда кровь непременно разогреется.
Уилла словно бы парализовало. Прежде он никогда не сталкивался с температурой ниже тридцати шести градусов. С трудом шевеля губами, он произнес:
– Прошу прощения, а что, в таком холоде вправду люди живут?
– Сейчас я стану первым, но далеко не последним, кто процитирует один из моих излюбленных ложных слухов насчет зимы на Среднем Западе: она, якобы, закаляет характер. Глупости. Но людям свойственна приспособляемость, и ты акклиматизируешься так быстро, что сам будешь поражен.
У тротуара стоял голубой «Форд Флекс» с эмблемой Центра на дверце. Здоровяк в меховой шубе и шапке проворно открыл заднюю дверцу и подошел к Уиллу и Макбрайду. Он был похож на движущийся дом. Он заразительно улыбался – от уха до уха. Большой плоский нос, казалось, закрывает половину его лица. Он взял чемодан Уилла и забросил в багажник.
– Поздоровайся с Элони, Уилл, – сказал Макбрайд.
– Приятно познакомиться, – сказал Уилл.
Элони широко улыбнулся и взял руку Уилла двумя ручищами, похожими на самые большие в мире кэтчерские перчатки. На счастье, сжимать не стал, иначе переломал бы косточки в труху.
– Дружище, да у тебя рука, как льдышка. У меня обогреватель включен. Садись скорей, пока не замерз. Не пробовал таких холодов, да?
– Даже не представлял, что так бывает.
Элони басовито, гортанно хмыкнул. Двигаясь довольно проворно для своих внушительных габаритов, он открыл заднюю дверцу и жестом пригласил Уилла садиться.
– Уж я знаю, каково тебе, Уилл.
– Элони – из Американского Самоа, – объяснил Макбрайд.
– Я раньше наподобие снега только мороженое видал, – добавил Элони.
Уилл забрался в теплый салон «универсала». Сиденье было мягким и уютным. Уилл погрузился в него и попытался перестать дрожать. Элони сел за руль, а Макбрайд – рядом с Уиллом.
– Сейчас без малого шесть пятнадцать, Уилл. Нам предстоит путь продолжительностью два с половиной часа. Я подумал, что по дороге недурственно было бы позавтракать. Элони, будь так добр, остановись «У Попски».
У Макбрайда была симпатичная привычка во время разговора потирать руки, а закончив тираду, он хлопал в ладоши. Казалось, ему все время было хорошо, но он ждал, что станет еще лучше.
– «У Попски», сэр, так «У Попски».
Элони влился в поток раннего утреннего движения. В салоне было тепло, безопасно и тихо, как в банковском сейфе. Подогретое сиденье вернуло телу Уилла чувствительность, и ему показалось, что все его беды тают и уходят. Любезное гостеприимство Макбрайда подарило ему такую же неоценимую поддержку, какая исходила от доктора Роббинс.
«Значит, – подумал Уилл, – не зря я туда еду». Пока он не сожалел о принятом решении.
№ 19: КОГДА ВСЕ ЛЕТИТ КУВЫРКОМ, ОТНОСИСЬ К КАТАСТРОФЕ, КАК К СПОСОБУ ПРОСНУТЬСЯ.
* * *
Полчаса спустя они удобно устроились в кабинке, представлявшей собой купе бывшего железнодорожного вагона. В кабинке стояли диваны, обтянутые красной кожей. Кафе называлось «У Попски». Оно стояло у второстепенной дороги, на расстоянии брошенного камня от федеральной автострады, и вокруг него стояло немало грузовиков. Столик просто ломился от еды. Настоящий пир: стопки блинчиков – толстых, как романы в мягких обложках. К блинчикам – мягкое масло и горячий сироп. Тарелки с прекрасно поджаренной яичницей и толстыми аппетитными колбасками. Вафли – такие большие, что маленький ребенок мог бы ими воспользоваться вместо лыж. Горка хрустящего горячего бекона; кувшины со свежевыжатым апельсиновым соком и кофейники с крепким черным кофе.
Уилл принялся за еду с потрясающим аппетитом. Ему казалось, что он никогда в жизни не ел ничего вкуснее, что завтраки изобрели именно здесь «У Попски», и никто не сумел превзойти здешних поваров.
– Просто невероятное место, – произнес он наконец.
– Предание о том, как угощают в «У Попски», передается из уст в уста, – сказал Макбрайд. – Оно ведомо всякому страннику, который держит свой путь по этим одиноким дорогам.
– Мы говорим, что, покушав в «У Попски», – добавил Элони, – и мертвый оживет.
Свои слова он сопроводил такой смачной отрыжкой, что все дружно расхохотались. Уилл попробовал рыгнуть так же, и все рассмеялись снова – еще громче и веселее. Когда он отодвинул от себя опустевшую тарелку, ощущение у него было такое, словно он уже наполовину возвратился к жизни.