Голос Меламори по-прежнему звучал звонко и ясно, но выглядела она с каждой секундой всё менее достоверно.
— Эй, а ты знаешь, что слегка почернела и стала совсем прозрачная? — спросил я. — Это нормально? Так и надо?
— Совершенно нормально. Но при этом лучше бы не надо, — вздохнула она. — Просто начинающим путешественникам по чужим сновидениям, вроде меня, трудно подолгу сохранять неизменными и облик, и сознание. Поневоле приходится выбирать. Я решила, что главное — поговорить с тобой по-человечески. А если сконцентрируюсь на неизменности облика, стану наверное жуткой дурой. Или вообще забуду, кто я такая. Или просто перестану тебя узнавать, и тогда никакого удовольствия.
— Ну почему же, — оживился я. — Познакомились бы заново. Я бы опять тебе понравился, и всё бы заверте…
— Вот это вряд ли, — усмехнулась она. — С момента нашего знакомства прошло много лет, и я здорово поумнела. Так что вряд ли повторила бы самую роковую ошибку своей дурацкой юности.
— Сердцу не прикажешь! — я показал ей язык.
— На самом деле, очень даже прикажешь, — серьёзно возразила Меламори. — Есть такой древний ритуал Освобождения Сердца, специально созданный для желающих срочно кого-нибудь разлюбить. И знаменитая на весь Мир уандукская любовная магия примерно для этого же придумывалась. И ещё немножко для дополнительных удовольствий, которые можно получить после того, как мы благоразумно разлюбили всех ненужных кандидатов и полюбили правильных… Впрочем, у нас, в Угуланде, подобные уловки никогда не пользовались популярностью. В любви нужно быть нерасчётливым и беззащитным, иначе нечестно. Слишком высокая ставка, чтобы жульничать! Поэтому ладно, пусть всё остаётся, как есть. Я даже не дам тебе в глаз за то, что так долго мне не снился, как собиралась поначалу.
— Это мне крупно повезло, — сказал я. — Но знаешь, я так соскучился, что и драке обрадовался бы.
— Ладно, — кивнула она. — Тогда в следующий раз с этого и начнём.
— Да начинай с чего хочешь. Лишь бы он был, этот следующий раз.
— Будет, — твёрдо пообещала Меламори. — Один раз получилось, значит когда-ни…
Договорить она не успела — исчезла. В смысле, перестала мне сниться. Я всё взвесил и тоже проснулся. Какой смысл оставаться одному в этой дурацкой сияющей спальне с тёмной бездной вместо потолка?
Наяву я тоже был один, но, по крайней мере, снова обрёл надёжный потолок над головой. Лежал, уставившись в него, улыбался, думал обо всём понемножку: о сновидениях, которые когда-то давно, в совсем другой жизни казались мне гораздо важнее всего, что происходило наяву, и, как выяснилось, не зря — в итоге, именно они и привели меня в моё нынешнее удивительное «наяву»; о Меламори, чья учёба у арварохских буривухов, хвала Магистрам, похоже, пошла на лад; о власти над Миром; о любви, в которой следует быть нерасчётливым и беззащитным; о говорящем псе Дримарондо, редкостном счастливчике, как, впрочем, и все мы, оказавшиеся достаточно трогательными и забавными, чтобы с нами возиться. Удача мага, вовремя встретившего источник своей силы, обычно примерно так и выглядит. «Это что там такое смешное на краю бездны барахтается? — удивлённо спрашивает Неведомое, оглядываясь по сторонам. — А ну-ка, смешное, дуй сюда, чего покажу!»
На самом деле, действительно невероятное счастье. Не знаю, как Дримарондо и всем остальным, а лично мне до сих пор непросто поверить, что оно на меня свалилось. Может, это и к лучшему, а то бы вся моя жизнь превратилась в один непрерывный восторженный вопль. А так всё-таки и делами иногда заниматься получается. И даже отвлекаться на глупости. Особенно отвлекаться на глупости! В чём-в чём, а в этом я, как показывает практика, настоящий мастер. Живая легенда, можно начинать трепетать.
* * *
— Гламитариунмайоха! — сказал я.
Ни разу, между прочим, не запнулся. Что не так уж удивительно, учитывая, что это была примерно сотая попытка. Описать невозможно, какой кровью она мне далась. Ненавижу талдычить одно и то же. Я рождён для наслаждений, а вовсе не для тяжёлого систематического труда.
Однако случаются в жизни ситуации, когда без него не обойтись. Например, если надо разучить какое-нибудь заковыристое новомодное заклинание, открывающее перед дерзновенным кудесником волшебные врата в удивительный мир летающих пирожков. Или, как в моём случае, перестать наконец беспомощно блеять, пытаясь выговорить название самого обычного растения. Гла-ми-та-ри-ун-май-о-ха — это ж надо было до такого ужаса додуматься. А ещё считается, будто ботаники — безобиднейший народ.
Однако моей готовности благодушно мириться с собственной немощью внезапно наступил предел. Поэтому я сел и вызубрил это грешное словечко. А что чуть с ума в процессе не сошёл, так это в моём положении дело обычное. Одним поводом рехнуться больше, подумаешь. Переживу. Зато теперь есть, чем поразить в самое сердце человека, который давным-давно утратил надежду поднять мою образованность хотя бы до уровня умеренно успешного выпускника начальной школы.
— Гламитариунмайоха! — настойчиво повторил я, так и не дождавшись заслуженных аплодисментов.
Сэр Шурф вопросительно приподнял бровь.
— Это ты к чему?
— К тому, что я — гений, — надменно ответствовал я. — Такое длинное слово так быстро выучил. И дюжины лет не прошло. Я думал, ты — единственный человек в Мире, способный оценить это невиданное деяние. Но, похоже, ошибся. Так и буду теперь жить — непризнанным. Трагическая мне выпала судьба.
Мы сидели на крыше моего дома, прозванного «Мохнатым» — и вовсе не в честь легендарного основателя Ехо Халлы Махуна Мохнатого, как пытаются утверждать некоторые особо экзальтированные придворные историки, а по милости буйной вечнозелёной гламитариунмайохи, которой зарос по самые уши. В смысле, по самые водосточные трубы, или что там у зданий вместо ушей.
Я сидел здесь просто так, для собственного удовольствия. А сэр Шурф — потому, что я попросил его прийти. И, желая быть максимально убедительным в процессе переговоров, несколько злоупотребил наречиями — «немедленно», «безотлагательно», «тотчас». Иногда я впадаю в грех художественного преувеличения, следует это признать.
— То есть, это и есть то самое «срочное дело», о котором ты говорил? — хладнокровно уточнил мой друг.
Назвать выражение его лица довольным можно было только с некоторой натяжкой. Однако для человека, которого только что оторвали от неотложных дел ради бессмысленной ерунды, он очень неплохо держался.
— Естественно, срочное, — подтвердил я. — Какое же ещё? Потому что если ждать до ночи, когда ты наконец закончишь хотя бы половину своих утренних дел и придёшь сюда добровольно, это грешное слово снова вылетит из моей головы. Особенно если ночь окажется послезавтрашней. И как я тогда, скажи на милость, буду похваляться своими сверхспособностями? Нет уж, сейчас или никогда!
— Ты моей смерти хочешь? — меланхолично осведомился сэр Шурф. — Или воцарения хаоса в Соединённом Королевстве? Или просто развала Ордена Семилистника?