Лаган это знал, но за все время знакомства ни разу не спросил своего приятеля о делах родителей, а тем пуще – об отношении к Императору и к тому, что тот сделал с семьей друга. Дружба такая штука – не все можно говорить другу, даже если он друг. Особенно если тебе уже далеко за пятьдесят и новых друзей ты вряд ли приобретешь. Ты служишь Императору и не имеешь права на лишние разговоры, когда те впрямую касаются венценосной особы. Нужно довольствоваться тем, что подарил тебе Создатель, и не пробовать что-то изменить – риск может быть слишком велик. Скажи, например, священник, что он ненавидит Императора, что готов его разорвать на куски за то, что тот сделал с родителями, – как тогда поступить Вожаку? Тому самому Вожаку, который воспитывает воинов, готовых за Императора убить любого в этой стране и за ее пределами, готовых умереть за него – если Венценосный прикажет. Сам Лаган, плоть от плоти Школы, был воспитан именно так…
– О! Наконец-то! – пухлый кругленький человек выкатился из-за алтаря Создателя, вытирая о фартук испачканные чем-то белым руки. – Давай скорее за стол! Я тут вызнал один рецепт печений. Ты должен его попробовать! Честное слово – он будет записан в хроники Империи как лучший рецепт печений за всю ее историю! Я знаю пару травок, семена которых придают тесту особый вкус. Немножко остро, но когда распробуешь – м-м-м-м! Вкуснотища!
– Ты лопнешь когда-нибудь! – усмехнулся Лаган, обнимая приятеля и чувствуя, как теплеет на душе. – Ты уже толстый, как бочка! Если бы у меня был такой ученик, я бы порол его и гонял по тренировочной полосе до тех пор, пока он не стал бы таким же худым, как и я!
– Злой ты! – с нарочитой обидой в голосе выдал священник, хватая Лагана за руку и утаскивая на кухню. – Давай, давай, садись! Я сейчас заварю тебе травки, а ты мне расскажешь последние школьные сплетни! Я тут уже с ума схожу. Скучно, сил нет никаких! В город собрался, думаю, похожу по своим знакомым, сплетни пособираю, развеселюсь! А то уже и вдохновения нет!
– Небось в бордель собрался! – фыркнул Вожак. – Вдохновения у него нет! Ты кому мозг клюешь? Интересно, как тебя девки принимают, такого толстого? Они с тебя вдвойне берут, что ли?
– Дурак ты, Лаган! – тоже фыркнул, ничуть не обидевшись, священник. – Да им впору мне приплачивать! Такого ласкового, такого нежного мужчину только поискать! И не жадный я, плачу хорошо! И подарки дарю! Чего меня не любить-то?
– Вот я и говорю – приплачиваешь! – ухмыльнулся Лаган, с интересом наблюдая за перемещениями приятеля возле горящего очага. В духовке румянились кругляшки печений, пахло одуряюще вкусно, и на минуту все заботы ушли куда-то далеко, отстранились, будто их никогда и не было. За такие минуты Лаган и любил посещать дом своего приятеля, объясняя непосвященным, что ходит к служителю храма, чтобы очиститься от душевной скверны и помолиться Создателю за успех в школьных делах.
Священник с грохотом достал из очага противень с плюшками, поставил его на заранее подготовленную скамью, деревянной лопаточкой ловко и быстро снял несколько печений, наполнив ими деревянную корзинку, сплетенную из сухих прутьев, и тоже сел к столу, выставив на него большой медный чайник, из носика которого шел пар.
– А где прислуга? – вскользь осведомился Лаган, обшаривая взглядом кухню.
– Не под печью спряталась, это точно! – рассмеялся священник. – Отпустил, конечно! Завтра придут, утром.
– Не понимаю тебя, – осуждающе покачал головой Лаган. – И зачем тебе самому, лично, печь какие-то дурацкие плюшки?! Что, слуги не могут этого сделать? Позоришь свой сан такой работой!
– Но-но! На мои плюшки не наседай! – грозно нахмурил брови приятель. – Ишь, дурацкие! Напеки своих, да обгаживай! Мои плюшки – величайшее произведение искусства! Наравне с картинами! А ты – болван, который только и умеет, что пырять своими дурацкими железками, лишать жизни людей! Лишу сейчас довольствия, узнаешь, какие дурацкие!
– Не успеешь! – Лаган быстро схватил горячее печенье и, обжигаясь, откусил от него здоровенный кусок. Печенье таяло во рту, было невероятно вкусным – чего-чего, а таланта кулинара у приятеля было не отнять.
– Вот так всегда! Обгадят, потом напрыгнут и отнимут плюшки! Вояки, одно слово! – пожаловался священник и тоже схватил печенье. – Ты запивай, подавишься! Мне свежую траву для заварки принесли – полезная для здоровья. Говорят – мужскую силу добавляет! Выпьешь – и как жеребец, неделю будешь кобыл покрывать!
– Кхе-кхе! – Лаган поперхнулся и с подозрением покосился на чашку с темным пахучим напитком. – Мне только этого не хватало! Кого мне покрывать? Командиров стай, что ли?! Или Звеньевых? А может, Щенков?
– А что, ты высокопоставленный вельможа, а все они по сути своей извращенцы. Тебе уже положено завести какое-нибудь извращение. И…
– Заткнись, а? – Лаган неодобрительно посмотрел на друга, скривил губы. – И ведь какую гадость за столом говорит! Аппетит портит! И как язык поворачивается – в храме, служитель! Да тебя Создатель должен покарать. За такие слова тебе нужно мужские причиндалы на лбу вырастить!
– Если бы всем священникам-грешникам Создатель выращивал на лбу такой замечательный предмет, девяносто процентов нашей братии ходили бы с завязанными тряпкой лбами, – ухмыльнулся священник. – Погрязли в разврате, в роскоши, совсем обнаглели! Я хоть стесняюсь, а вот настоятель храма с Бирюзовой улицы третий особняк купил и поселил там трех любовниц! И ничего! А только за это у него три причиндала должны были на лбу вырасти! Куда катимся, Вожак? Одни Псы в этом мире остались верными государству, и то только потому, что… ладно, не будем об этом. Ты мне расскажи – что там у вас за шум? Мне слуги рассказали – я ничего не понял! Взахлеб про какого-то звереныша, который порвал вашего лучшего бойца, и что это твой внебрачный сын!
– Че-го?! Какой внебрачный сын?! Вот идиоты! – Лаган улыбнулся уголком рта и задумался, нахмурив лоб. – Стал бы я его распинать на кресте, если бы это был мой внебрачный сын…
– Стал бы! – серьезно ответил священник, отставляя полупустую кружку. – Я тебя знаю. И всю вашу шайку знаю. Иногда мне хочется, чтобы Создатель прихлопнул эту Школу, этот грешный город, весь этот мир, как муху, чтобы кишки брызнули! И создал новый мир, чистый, где не будет грязи, где люди не будут страдать! Жаль, что это невозможно…
– Для Создателя все возможно. Вот только почему ты считаешь, что этот мир не устраивает Создателя? Возможно, он специально создал его таким. Для чего? Не знаю. Это уже на его совести. Может, он таким образом забавляется? Развлекается, как игрой в лис и кроликов?
– Богохульствуешь… нет на тебя кары божьей! – Священник грустно усмехнулся. – Впрочем, как и на меня. Ведь я такой же, как ты, раз потворствую творящемуся злу. Злу, которое творишь ты и такие, как ты!
– Вот зачем я тебе? Если я творю зло – зачем ты со мной дружишь? Скажи честно! – грустно усмехнулся Лаган, чувствуя, как ощущение покоя и безопасности его покидает. – Ты прекрасно знаешь, что я делаю и зачем. Ты ведь не дурак, не строишь иллюзий. Как ты можешь, осуждая то, что я делаю, дружить с таким, как я? Убийцей, который по приказу Императора убьет и тебя, если понадобится. Фактически рабом!