– Так дождь же!

– Да вы всегда грязь найдете… вон, вон отсюда сказал!

Лекарь дождался, когда парни выйдут из лекарской, и подошел к Щенку, наклонился над ним и вгляделся в распухшее лицо, испачканное кровью. Постоял, взял руку парня, послушал пульс. Тот был ровным, хотя и слабым. Дондокс удивленно покачал головой, выпятил губы в удивленной гримасе, тихо бросил в пространство:

– Ничего-то мы не знаем! Ни-че-го! Человек – самое неизученное существо в мире! А мы… мы – дикари!

– Ты сам с собой разговариваешь, мастер? – раздался голос за спиной, и лекарь вздрогнул, обернулся, покраснел, недовольно фыркнул, глядя Вожаку в невозмутимое лицо.

– Ну сколько раз я тебе говорил – не подкрадывайся! Когда-нибудь мое сердце не выдержит, и я умру прямо тут, у тебя в ногах! И будешь ты искать себе нового лекаря! И замечу – он будет не так силен, как я, и не так всепрощающ! Нет, когда-нибудь я плюну на вашу демонову школу, займусь только своей практикой и забуду как дурной сон дурацкий плац и ваши каменные рожи!

– Чего ты так разбушевался? – миролюбиво сказал Лаган, слегка поджав губы от недовольства таким явным проявлением слабости. – Я не думал, что ты меня не услышал. Мне казалось, я так громко топал… Лучше скажи, что с парнем? Будет жить?

– Если вопрос философский – нет, не будет! ЭТО жизнью не назовешь! Жизнь – это совсем другое! Если ты о том, будет ли парень жить до тех пор, пока кто-нибудь его не угробит на дурацком задании ваших дурацких командиров, то да, будет. Сейчас я его оживлю, но ему нужно будет хорошенько поесть. До Ритуала осталось всего два дня. Даже меньше. Если он будет слаб – Ритуала не выдержит. Впрочем, этот, скорее всего, выдержит. Поражаюсь его живучести. Тут и взрослый давно бы сдох.

– Ясно. – Лаган кивнул и, направившись к двери, остановился. – Да, живучий парень. Интересно, у него когда-нибудь мозги встанут на место? Ты ведь понял, что мальчишка так и не вылечился, не вышел из своего безумного режима?

– Может, выйдет, а может, и нет, – равнодушно пожал плечами маг и, подойдя к столику, начал раскладывать снадобья. – Ты здесь останешься или уйдешь? Если здесь, пожалуйста, сиди тихо и не мешай.

Дверь скрипнула, выпуская Вожака. Дондокс не обратил на это никакого внимания. Он выложил на ладонь резко пахнущей мази, черпнув ее из глиняной плошки, и начал натирать ушибы и раны Щенка, не особо заботясь, чтобы сделать это очень уж тщательно.

Зачем слишком заботиться о теле, которое, возможно, вот-вот погибнет – не во время Ритуала, так позже, во время тренировок, или потом, выполняя задание Императора. Расходный материал – сегодня один, завтра другой. Рабов, слава Создателю, пока хватает. Как и денег в казне.

Закончив растирать мазью, Дондокс простер руки вперед, положил их на голову паренька и замер, сосредоточиваясь перед колдовством. Оно не отнимало много сил, но концентрация в этом деле совершенно необходима. Иначе вместо пользы можно доставить вред.

Через минуту в комнате заискрило, появилось мерцающее голубоватое сияние, исходившее от рук мага. Процесс пошел.

Глава 4

Вожак открыл тяжелую дверь, украшенную позолотой, шагнул в прохладную полутьму, принюхавшись, и улыбнулся. Пахло благовониями, краской, а еще чем-то печеным, вкусным. От запаха рот сразу наполнился слюной.

Служитель храма умел и любил готовить несмотря на то, что у него, как у всякого обеспеченного человека, были слуги, готовые сделать все, чтобы господин не отвлекался от важных дел. А их, этих дел, всегда великое множество, особенно у такого человека, как служитель храма Создателя.

Храм был очень старым – никто не мог вспомнить, когда он был построен. Поговаривали, что еще до основания Школы здесь когда-то находилась воинская часть, и все воины были обязаны посещать храм в седьмой день недели. Впрочем, никто не запрещал ходить в него в свободное от службы время. За сотни лет с храмом ничего не сталось – мощные каменные стены можно было разбить только большими камнеметами, они не поддавались воздействию дождя, ветра и солнца. Внутри время от времени красили, подновляли штукатурку, но, в общем-то, и все. Предки строили даже не на века, а на тысячелетия.

Помещение храма было небольшим. Внутри храма могли единовременно уместиться самое большее пятьдесят-семьдесят посетителей, что, впрочем, было вполне достаточно, чтобы обслужить большинство желающих припасть к источнику духовности. Честно сказать, учащиеся не отличались особой набожностью, но это и понятно, памятуя, что большинство из них были бывшими рабами, захваченными на Северном материке и не считавшими здешнего Создателя своим Богом.

В общем, служба священника не была особенно обременительной, хоть и получал он вполне достойную плату из казны Императора. Две службы в день – утренняя и вечерняя, да на выпуске Псов служитель храма обязательно стоял рядом с Вожаком и командующим Корпуса Псов, благословлял новоиспеченных бойцов на служение Императору.

Вожак подружился со священником давно, еще во времена своей молодости, когда служитель храма тоже был молод. Они долго присматривались, разговаривали, а потом их души нашли отклик друг у друга, хотя, казалось бы, что может быть общего у тренированного, жесткого, циничного убийцы и добродушного любителя печений собственноручного изготовления, полностью лишенного амбиций художника, волей судьбы надевшего облачение священника.

Возможно, именно тот факт, что священник не имел амбиций, а значит, был безопасен, в свое время и привлек Лагана, когда тот выбирал себе друга. Говорят, что друзей, как и любимых, выбирает не человек, а боги. Нельзя подружиться за что-то, за деньги, например, или за подарки, как нельзя за то же самое полюбить, что бы об этом ни говорили продажные шлюхи, улыбающиеся каждому щедрому клиенту.

Приходя в храм, Лаган отдыхал душой. Вероятно, это было единственное место, где ему всегда были рады. Принявший сан священник не имел ни семьи, ни детей, как и Лаган, как и многие из Псов, за годы службы разучившиеся жить нормальной, человеческой жизнью. По сути своей священник был таким же осколком жизни, как и те, кто учился в школе.

Пойти в священники его заставили родители, увидевшие в этом возможность неплохо обеспечить будущее своего сына. Он не протестовал, решив, что это все временно, и он когда-нибудь снимет с себя облачение служителя храма, займется тем, чем ему больше всего нравилось заниматься – рисовать картины и смотреть на закат с бокалом вина и печеньем в руках.

Его направили в Школу после того, как умер прежний служитель. Небольшой, тихий храм привлек его внимание, и молодой священник с чистой совестью согласился, решив пересидеть тут лихие годы. Его родители были знатными господами и однажды опрометчиво решили, что достаточно знатны для того, чтобы хотя бы встать поближе к трону, если уж не смогли усесться на сам трон. Вот и сгинули в очередном заговоре, лишившись голов и всего имущества, ушедшего в казну, как компенсация за поруганную честь Императора.