Но этот человек был опасен. Даже если вероятность, что это именно он, один процент, надо предупредить руководство.
Все случилось, как он и предполагал. Владимир выслушал его, хмурый и насупленный, пообещал, что разберется, и отослал к черту. Как потом узнал Данилов, Марии стало хуже после прогулки… Она истратила слишком много сил, наплевав на запреты своих коллег, теперь уже бывших и, возможно, навсегда. За своеволие она расплатилась тем, что весь вечер лежала пластом со страшной головной болью. Заместителю градоначальника было в тот момент не до впечатлительного параноика. Александр не стал настаивать, а дал вежливо выпроводить себя на улицу.
Он и сам не был окончательно уверен. Как-то раз зимним вечером на безлюдной улице ему привиделась белая собака. Она шла прямо на него, возникнув прямо из снежного вихря. Тварь была настолько реальна, что Данилов отшатнулся и закрылся рукой, уверенный, что та вцепится ему в горло. Но секундой позже морок прошел, и перед ним оказался только вихрь снежинок, в которых преломлялся лунный свет. Может, и теперь с ним поиграло воображение? Вроде бы в городе не было человека, которого можно спутать с Мясником… Но к ним то и дело приезжали из окрестных деревень. И даже из более отдаленных мест. Идти к Колесникову, к Масленникову, к майору? Чтоб выставить себя на посмешище?
Уже на следующий день Данилов сам зарыл это происшествие поглубже в хранилище памяти, и было от чего.
Интермедия 1. Пир хозяина
Это был их главный и единственный государственный праздник. День Рождения Самого.
За большими столами в банкетном зале здания Правления истеблишмент города Заринска ел икру из свежевыловленной рыбы, саму рыбу, благодаря мастерству поваров почти неузнаваемую, тоже употреблял – жаренную в кляре, пил вина и коньяки, которые берегли специально для таких случаев и поглощал мясо четвероногой дичи.
Звон бокалов, заискивающий смех, угодливые шутки, разговоры вполголоса… Женщины в вечерних платьях, мужчины при полном параде, разве что без галстуков – всего около пятидесяти человек ближнего круга, без которого ни один монарх не может обойтись.
И вот голоса смолкли. В зал вошел сам виновник торжества.
По сравнению с августом, круто изменившим их жизнь, Мазаев раздобрел, а идеально выбритый подбородок сменила аккуратная бородка с легкой проседью. Он был похож уже не на толстого купчину, а как минимум на удельного князя, в его походке и голосе сквозила уже не просто степенность, а царственность.
Проходя по залитому ярким светом потолочных светильников залу (электричества у них было вдоволь), он уделял частичку своего внимания собравшимся – в той степени, в какой они его заслужили. Так же непринужденно он раздавал в будние дни зуботычины, не щадя даже самых высокопоставленных клевретов. Охрана была не нужна, потому что никто не осмеливался ему ответить. Он был властелином их жизни и здоровья, а о понятии чести они не задумывались.
Но сегодня у него хорошее настроение. Он жал руки, некоторых мужчин дружески хлопал по плечу, говорил простенькие комплименты дамам, с кем-то перебросился парой ничего не значащих фраз. Ему отвечали с неизменным подобострастием.
Фланируя по залу, бывший олигарх не оставлял без внимания и женских прелестей. Его взгляд скользил по глубоким вырезам, впивался в ножки и бедра, оставленные для обозрения нарядами от давно почивших кутюрье. Предметы роскоши в свозились в Заринск массово со всего региона, имея высокий приоритет.
В свои пятьдесят восемь Мазаев был еще ого-го и собирался сохранить свою кабанью силу, как один итальянский президент-миллиардер, до восьмого десятка. Особенно ему нравились худенькие блондинки с большими глазами, в возрасте от восемнадцати до двадцати двух.
Никто не смел ему возразить. Он был главным самцом, и все здесь, мужчины и женщины, это признавали и были согласны со своим местом в табеле о рангах.
Вот начальник службы снабжения, кланяясь, преподносит ему подарок – настоящий самурайский меч из чьей-то коллекции, из пригорода сгоревшего Барнаула. Именинник, не благодаря, принимает, говорит что-то насчет шашки Чапаева, хохочет, держась за брюхо. Ему несут подношения и остальные. На столе рядом с резным троном растет гора роскошных часов, редких довоенных сувениров. Настоящих произведений искусства среди них нет, ценны они из-за своей тогдашней стоимости.
Неожиданно Мазаев стучит вилкой по бутылке. Все поняли – Хозяин будет говорить тост.
– Предлагаю выпить за наш прекрасный город, – произносит он. – Где еще есть столько возможностей для человека, да?
Остаток вечера прошел в непринужденной обстановке. Непринужденной лишь для него – для Хозяина. Остальные сидели, как кролики в террариуме. Чтобы развлечь патрона, старший конюший и главный надсмотрщик за батраками устроили боксерский поединок до первой настоящей крови. Потом главный егерь – начальник над всеми охотничьими партиями догхантеров, которому выпал жребий, вынужден был кукарекать под столом, веселя гостей. Потом директор электростанции пел под гитару любимый шансон Хозяина.
Вина и коньяки сменялись водкой, но виновник торжества пил умеренно и следил, чтобы другие даже в такой день не перебирали. А у него были другие радости.
Внезапно у дверей, где застыли как изваяния двое гвардейцев, возникла суматоха. Мазаев перевел туда взгляд. По его сигналу охранники пропустили в зал юркого седеющего мужика в пиджаке с замшевыми накладками. Осторожно раздвигая гостей, плечистые «быки» подвели его к месту, где во главе стола стоял резной палисандровый трон. Пришедший что-то начал докладывать, предано глядя снизу вверх на Мазаева.
Слов никто не расслышал, но все увидели их действие. Лицо олигарха исказилось и потемнело, вино из бокала полилось на скатерть…. Он сделал резкий взмах рукой и вскочил. От рывка скатерть полетела на пол и разбилась вдребезги ваза с цветами, и тут же, как по мановению волшебной палочки, все разговоры смолкли – установилась абсолютная тишина, так что стало слышно, как шипят пузырьки в бокалах с только что налитым шампанским.
Не говоря ни слова, Мазаев сделал знак Олегу Цеповому, своему помощнику по связям с общественностью, который в некоторых кругах был известен как Череп. Тот взял человека в пиджаке под локоть, и вместе они вышли в коридор, оставив недоуменную публику сидеть в пиршественном зале в ожидании грозы.
* * *
Прикованный к батарее человек больше не оправдывался и не умолял о пощаде. Для этого у него слишком сильно распухло разбитое сапогами лицо.
– Нет, дружок, для тебя все только начинается, – пообещал олигарх, делая знак Черепу.
Бывший помощник депутата райсовета нанес лежащему еще несколько ударов резиновой дубинкой. Бить его дальше ногами Хозяин запретил.
В глубине души Мазаев понимал, что виноват не только главный агроном, испробовавший на своем лице тяжелые сапоги с металлическими вставками, в которых Череп, имевший еще степень кандидата философских наук, инспектировал фермы и поля Заринска. Да и сам не досмотрел…