Эпоха потрясений. Проблемы и перспективы мировой финансовой системы | Страница: 47

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Горбачев оставался у власти не настолько долго, чтобы осуществить рыночные реформы, — он ушел в отставку в декабре 1991 года, когда Советский Союз официально распался и на его месте образовалась рыхлая экономическая конфедерация бывших советских республик. «Конец Советского Союза: последний советский лидер Горбачев ушел в отставку. Америка признала независимость новых республик» — такой заголовок появился в The New York Times 26 декабря. Глядя на него, я жалел, что Айн Рэнд не дожила до этого момента. Она и Рональд Рейган были одними из немногих, кто еще десятки лет назад предсказывал распад СССР под влиянием внутренних сил.

Проведение экономических реформ в России Борис Ельцин поручил Егору Гайдару. В 1930-е годы, вынашивая идею создания в Советском Союзе рыночной экономики, этот человек вместе с другими молодыми экономистами мечтал об организованной, плавной трансформации. Но сейчас, среди нарастающего хаоса, для этого не было времени. Без быстрого перехода к рынку в стране мог начаться голод, В январе 1992 года Гайдар, исполнявший обязанности премьер-министра России, решил применить польский вариант: разом отменить контроль за ценами.

Русских шоковая терапия потрясла гораздо сильнее, чем поляков, Огромная территория, неэластичность экономики, привычна к регламентированным государственным ценам, вырабатывавшаяся на протяжении всей жизни, — все эти факторы сейчас работали против россиян. Инфляция росла так стремительно, что зарплата (когда ее удавалось получить) оказывалась обесцененной, а скудные сбережения граждан испарились. За четыре месяца рубль потерял три четверти своей стоимости. В магазинах по-прежнему не хватало товаров, а черный рынок процветал.

В октябре Ельцин и его экономисты провели вторую радикальную реформу: раздали ваучеры 144 млн граждан и начали широкомасштабную приватизацию государственных предприятий и недвижимости Эта реформа также оказалась намного менее эффективной, чем в Восточной Европе. Миллионы людей действительно стали владельцами бизнеса и собственниками своих квартир, но куда больше было обманутых, лишившихся выданных ваучеров, Целые отрасли экономики попали в руки авантюристов, которых впоследствии стали называть олигархами. Подобно Джею Гулду и другим железнодорожным магнатам Америки XIX века, сколотившим огромные состояния путем махинаций с правительственными земельными грантами, олигархи образовали новый класс богачей и лишь усугубили царящий в стране политический хаос.

Я с огромным интересом следил за развитием событий. Экономисты имели значительный опыт наблюдения за преобразованием рыночной экономики в плановую — стремление восточных стран к коммунизму, а западных к социализму господствовало в экономике XX века. Но до недавнего времени мы крайне редко наблюдали движение в противоположном направлении. До тех пор. пока не рухнула Берлинская стена и не стала очевидной необходимость построения рыночных отношений на обломках восточноевропейской плановой экономики, мало кто из экономистов задумывался о том, какие фундаментальные институты необходимы свободному рынку Сейчас на наших глазах разворачивался эксперимент, поставленный Советским Союзом, и некоторые его результаты были просто ошеломляющими.

Вопреки радужным прогнозам многих политиков консервативного толка крушение системы централизованного планирования не привело к автоматическому возникновению капитализма. Западные рынки опирались на культуру и инфраструктуру, формировавшиеся на протяжении многих поколений: законы, обычаи, поведенческие шаблоны, профессии и практика, которых не было в государстве с централизованным планированием.

Советы, вынужденные произвести переход одним махом, вместо свободного рынка получили черный рынок. Нерегулируемые цены и открытая конкуренция делают его похожим на рыночную экономику, но лишь отчасти. Дело в том, что на черном рынке не действует принцип верховенства закона. В частности, отсутствует право владения и распоряжения имуществом, гарантированное государством. Отсутствуют договорное право и законодательство о банкротстве, нет возможности урегулирования споров в судебном порядке. Нет стержня, на котором держится свободная рыночная экономика. — права собственности.

В итоге черный рынок не дает обществу тех преимуществ, которые обеспечивает легальная коммерческая деятельность. Уверенность в защите частной собственности государством побуждает граждан принимать коммерческие риски, что является необходимой предпосылкой для создания богатства и экономического роста. Мало кто готов рисковать своим капиталом, если государство или бандиты могут отобрать прибыль в любой момент.

К середине 1990-х годов именно такая картина преобладала в России. Для людей, воспитанных на марксистской идее о том, что частная собственность это нечто украденное у общества, переход к рыночной экономике шел вразрез с представлениями о справедливости [15] . Появление олигархов еще сильнее подорвало веру народа в новый курс. С самого начала защита частной собственности была очень своеобразной. Во многом ею занимались частные службы безопасности, периодически враждовавшие друг с другом и еще больше углублявшие ощущение хаоса.

Было похоже, что даже правительство Ельцина не понимает, как должна действовать правовая система рыночной экономики. Так, в 1998 году один влиятельный российский ученый в интервью Washington Post сказал следующее: «По мнению государства... защищать частный капитал должны те. у кого он есть... Правоохранительные органы сознательно устраняются от защиты частного капитала». С моей точки зрения, это свидетельствовало о полном непонимании необходимости судебной защиты права собственности. Противоборство частных охранных структур ведет к верховенству не закона, а страха и насилия.

Кроме того, в новой России явно отсутствовало доверие к слову, данному другими, особенно незнакомыми людьми. Мы редко задумываемся об этом аспекте рыночного капитализма, однако на самом деле он очень важен. Хотя на Западе у каждого есть право на судебное исполнение договоренностей, однако, если судебного решения потребует значительная часть заключенных договоров, судебная система захлебнется. Таким образом, в свободном обществе подавляющее большинство сделок по определению совершается добровольно. Добровольный обмен, в свою очередь, предполагает доверие. Меня всегда поражало, что на западных финансовых рынках сделки в сотни миллионов долларов исходно существуют в устной форме и подтверждаются письменно лишь впоследствии даже в условиях значительного движения цен. Но доверие нужно заслужить, поэтому в бизнесе репутация нередко является самым ценным активом.