Распад Советского Союза поставил точку в грандиозном эксперименте. Практически завершились многолетние споры о достоинствах экономических систем на основе свободного рынка, с одной стороны, и централизованного планирования — с другой. Хотя у вышедшего из моды социализма остались немногочисленные сторонники, они в большинстве своем склоняются к сильно выхолощенной его разновидности, часто называемой «рыночным социализмом».
Я не утверждаю, что весь мир готов принять рыночный капитализм в качестве единственно приемлемой формы социально-экономического устройства. Массы людей по-прежнему считают капитализм с его ориентированностью на материальные ценности вырождающимся. Можно, конечно, стремиться к материальному благополучию и при этом полагать, что конкурентные рынки зиждутся на манипуляциях рекламодателей и маркетологов. опошляющих жизнь пропагандой поверхностных, иллюзорных ценностей. Некоторые государства, например Китай, даже сейчас пытаются подавлять очевидные предпочтения своих граждан, ограничивая доступ к иностранным средствам массовой информации, которые якобы могут подорвать национальную культуру. Наконец, еще существует скрытый протекционизм — как в США, так и в других странах. — который способен превратиться в мощное средство противодействия международной торговле и финансам, а также свободному рыночному капитализму, особенно если современная высокотехнологичная мировая экономика вдруг даст сбой. И все же приговор системе централизованного планирования вынесен, и этот приговор определенно не оправдательный.
Вечером 17 февраля 1993 года я сидел под слепящими софитами между Хиллари Клинтон и Типпер Гор на совместном заседании палат конгресса. Я вовсе не рассчитывал оказаться в переднем ряду галереи во время первого обращения президента к конгрессу. Мне казалось, что приглашение занять кресло рядом с первой леди не более чем жест вежливости, а мое настоящее место в глубине ложи, в окружении референтов Белого дома. Не скрою, после довольно прохладного отношения со стороны президента Буша мне было приятно почувствовать, что ФРС наконец-то признали важной государственной структурой. Однако, судя по всему, мое присутствие на переднем плане диктовалось политическими соображениями. Госпожа Клинтон была в ярко-красном костюме, и во время президентской речи телекамеры снова и снова поворачивались к нам.
Как выяснилось впоследствии, далеко не всем понравилось мое появление в таком обществе — это якобы ставило под сомнение независимость ФРС. Разумеется, ни о чем подобном у меня и мысли не было. Однако я действительно стремился выстроить нормальные рабочие отношения с новым президентом, который, похоже, всерьез интересовался вопросами финансово-бюджетной политики.
С Клинтоном я познакомился в начале декабря, когда его избрали президентом. Он еще не успел перебраться в Вашингтон, и для встречи нужно было лететь в Литл-Рок, штат Арканзас, где Клинтон и его переходная команда организовали штаб-квартиру. Она находилась в губернаторском особняке, который оказался внушительным зданием из красного кирпича с белыми колоннами и располагался на большом участке земли в центре города, в окружении ровно подстриженных газонов и зеленых насаждений.
Когда меня провели в приемную, я довольно смутно представлял себе, к чему готовиться. Однако, зная о привычке Клинтона опаздывать, я захватил с собой несколько экономических отчетов, которые изучал около 20 минут в ожидании президента. «A-а, господин председатель!» — воскликнул появившийся наконец Клинтон, направляясь ко мне широкими шагами и с улыбкой протягивая руку. Я понял, что Клинтон не зря славился умением демонстрировать «близость к народу» — ему практически удалось убедить меня в том. что он действительно рад нашей встрече.
В ходе предвыборной кампании Клинтон рисовал грандиозные планы в области экономики. Он намеревался снизить налоговое бремя для среднего класса, вдвое сократить дефицит федерального бюджета, создать стимулы для роста занятости, повысить конкурентоспособность США за счет новых программ образования и профессиональной подготовки, обеспечить инвестиции в инфраструктуру страны и прочее, и прочее. Я был свидетелем и участником не одной президентской кампании и прекрасно знал, что кандидаты всегда щедры на обещания. Меня интересовали реальные приоритеты Клинтона. И он, будто прочитав мои мысли, в самом начале беседы произнес: «Нам нужно выработать экономические приоритеты, и я хотел бы знать ваше мнение о ситуации в экономике».
С точки зрения ФРС для обеспечения стабильности в долгосрочной перспективе главным является решение проблемы бюджетного дефицита. Об этом я говорил еще в начале президентского срока Буша, а с тех пор прошло целых четыре года. За это время государственный долг вырос до $3 трлн, а процентные платежи стали третьей по величине статьей федеральных расходов после социального обеспечения и обороны. Так что, когда Клинтон попросил дать оценку экономической ситуации, я охотно изложил свои соображения,
Я сказал, что краткосрочные ставки находятся на очень низком уровне (мы понизили их до 3%), и экономика постепенно оправляется от последствий кредитного кризиса, демонстрируя неплохой рост. С начала 1991 года количество рабочих мест в стране возросло более чем на миллион. Однако долгосрочные процентные ставки по-прежнему остаются высокими. Это сдерживает экономическую активность вследствие дороговизны ипотечного кредитования и выпуска облигаций. Долгосрочные ставки отражают инфляционные ожидания и желание инвесторов получить дополнительный процентный доход, компенсирующий высокий уровень неопределенности и рисков.
Нужно вселить в инвесторов оптимизм, сказал я Клинтону, и долгосрочные ставки понизятся, а спрос на новое жилье, бытовую технику, мебель и все необходимое для обустройства этого жилья возрастет. Акции тоже пойдут вверх, поскольку облигации станут менее привлекательными, и инвесторы переместятся на фондовый рынок. Компании начнут расширять свою деятельность, создавая новые рабочие места. С учетом сказанного вторая половина 1990-х годов может стать очень успешной. Это был кивок а сторону следующих президентских выборов в 1 996 году. Путь к будущему процветанию, сказал я новому президенту, лежит через снижение дефицита федерального бюджета в долгосрочной перспективе.
К моему удовольствию, Клинтон слушал с большим интересом. Он, похоже, уловил мою мысль о насущности проблемы бюджетного дефицита. Во время разговора президент задал мне немало вопросов, которыми политики обычно не интересуются. Наша встреча переросла в оживленное обсуждение, продолжавшееся вместо запланированных 60 минут почти три часа. Помимо сугубо экономических тем, мы затронули массу других моментов: положение в Сомали и Боснии, историю России, программы профессиональной подготовки, систему образования. Клинтон интересовался моим мнением о мировых лидерах, с которыми он еще не встречался. Через некоторое время помощники принесли нам обед.
Как оказалось, с Клинтоном нас объединяла не только игра на саксофоне. Я обнаружил в нем такую же тягу к знаниям, как и у меня. Клинтон явно любил прорабатывать различные идеи, Я ушел от него с двойственным ощущением. Безусловно, по уровню интеллекта Клинтон не уступал Ричарду Никсону, который, несмотря на его очевидные недостатки, был самым умным президентом из всех, с кем мне доводилось встречаться. Либо Клин-тон действительно разделял мои взгляды на развитие экономической системы и необходимые действия, либо он самый искусный из всех хамелеонов, которых я видел. Этот вопрос занимал меня по пути домой. Вернувшись в Вашингтон, в разговоре с одним из друзей я сказал: «Не знаю, правильно ли я голосовал, но то, что я видел, обнадеживает».