– Вы можете предложить что-то иное, сударыня? – буркнула Эрика.
– Да. Мы в удобное время ускользнем из кареты и доберемся до Васильевского острова, сударыня.
– Но ведь муж убьет вас!
– Я ему не покажусь. К Марфе пойдете вы. Я дам вам кольцо – покажете ей, и она поймет, что вы от меня. У нее остались все мои деньги, она может снять вам комнатку…
Душа встрепенулась – и впрямь, ведь можно там дождаться возвращения брата из Москвы! И брат отомстит за Валентина! Брат вызовет князя Черкасского на поединок, все просто, никакой богатый муж не нужен!
– А вы, сударыня? – уже почти решившись, спросила Эрика.
– Когда вы найдете себе жилье, то сами, уже от себя, снимете комнатку и для меня, сударыня. Мы запутаем след, и мой бедный муж меня не найдет. Потом я найду родителей, и это дело как-нибудь разъяснится. Вы верите, что я невинна, сударыня?
– Тише!
Они уж слишком разговорились по-французски. То-то порадовался бы Мишка, услышав эту светскую беседу!
– Пойдем, – немного помолчав, сказала Эрика. – Берите меня за руку и выводите…
Она была в смятении, но старалась не показать этого Анетте.
Нечаев вздохнул с облегчением, увидев, как Анетта выводит понурую дуреху.
– Става те, Господи, – произнес он. – Ну-ка, еще подрумяньте ее. Вот так… глядишь, и за умницу сойдет… Аннушка, сделай милость, поезжай с нами, сударыня, без тебя это горюшко под венец не загнать.
– Да я замерзну, – возразила Анетта. – У меня-то ничего теплого нет, только турецкая шаль, а с нее сейчас какой прок?
– Накинешь мою епанчу. А как сбудем дуру с рук – тут мы тебе целое приданое справим и к тетке с почетом отвезем, – пообещал Нечаев. – Ну-ка, обезьянка, покажись… ну, сгодится… Эй, Воротынский, Воротынский! Тащи сюда две епанчи! Мою и ту, синюю!
В ожидании сигнала от жениха Нечаев припас для дурехи весьма полезную вещицу – синюю кадетскую епанчу, какие носили в Сухопутном шляхетском корпусе, воротник которой был сшит так, что в ненастную погоду поднимался вверх и совершенно закрывал голову.
Маша принесла шаль, накинула ее Эрике на голову и, перекрестив концы, завязала их на спине.
– Нехорошо с непокрытой головой в храм Божий, – сказала она. – И вам, сударыня, вот хоть косыночка.
– Благодарствую, – ответила Анетта.
Все четверо – Нечаев, Воротынский и Эрика за руку с Анеттой – спустились вниз. Там уж был подан экипаж – знакомый дормез. Воротынский сел с Андреичем на козлы, Нечаев – в экипаже, напротив Эрики.
– Ну, поедем, благословясь, – сказал он. – Не бойся, обезьянка. Замужем неплохо.
– Где будет венчание? – спросила Анетта. – В котором храме?
– Не в храме, – кратко ответил Нечаев. – В собственном доме батюшки, там все устроено.
Всем своим видом он показывал, что к беседам не расположен.
Анетта выросла в Санкт-Петербурге и желала бы хоть из окна экипажа увидеть знакомые места. Но Нечаев, увидев, что она потихоньку дергает кожаную оконную занавеску, попросил ее этого не делать.
Он желал благополучно сбыть с рук дурищу и вздохнуть с облегчением.
Вдруг в переднюю стенку экипажа дважды стукнули. В ней было маленькое зарешеченное окошечко, Нечаев повернулся, увидел профиль изогнувшегося на козлах Воротынского. Товарищ что-то хотел ему растолковать, но ни звука не было слышно. Нечаев, недолго думая, отворил дверцу экипажа и, держась за стенку, высунулся.
– Что еще стряслось? – спросил он.
– Михайла, беда. За нами едут двое конных!
– На кой мы им сдались?
– Не знаю, то-то и скверно.
– Вот черт… Давно?
– Я на повороте приметил. Может статься, от самого Невского.
– Вели Кузьмичу встать у перекрестка. Сам приготовь пистолеты.
Отдав это приказание, Нечаев и сам вооружился – оказалось, два пистолета были пристроены за спинкой сиденья.
– Ты, Аннушка, молчи, что бы ни случилось. Сама из дормеза не выскакивай и дуру не пускай. Коли что – вас Андреич увезет, – сказал он. – Вот ведь незадача! Хорошо, коли просто налетчики… с налетчиками-то управимся…
Подумал он при этом о проклятой своей Фортуне. Ведь так все ладно шло! И дура сидит смирнехонько, и до условленного места – рукой подать, а вот в последнюю минуту – извольте радоваться, пакость! В последнюю минуту! Как и полагается!
Экипаж встал. Нечаев выглянул в приоткрытую дверцу.
– Ни черта не разобрать… Ага, вижу… Свернули! Леший с ними, Воротынский, едем скорее, нас заждались.
– А коли нас выслеживают? – спросил Воротынский, пристроившийся со своими пистолетами очень удобно – использовав для упора край крыши дормеза.
– Так… Они нас не видят… Андреич, проезжай перекресток и сворачивай налево. Аннушка, экипаж встанет – выводим дуру и тащим ее, куда я укажу.
– А как не захочет идти? – спросила не на шутку испуганная Анетта.
Эрика ничего не понимала – какая-то остановка в пути, для чего-то пистолеты… Сама она была вооружена охотничьим ножом дяди Гаккельна, основательным клинком из Золингена с двумя клеймами на лезвии – с одной стороны кабан в картуше, с другой олень в картуше. И Эрика знала, что при необходимости пустит этот нож в дело без душевных страданий и томлений.
– Уговаривай ее, делай что хочешь! Тут немного осталось, шагов с полсотни.
Анетта сжала руку Эрики.
– Ступайте вперед, сударь. Я выведу ее следом за вами, только не мешайте, – сказала она.
Дормез остановился, Нечаев выскочил в темноту.
– Нужно идти за ним, сударыня, – шепнула Анетта по-французски и сразу добавила по-русски: – Идем, Катенька, идем, моя красавица!
– Андреич, гони! – приказал из темноты Нечаев и взял Анетту за руку.
Дормез, покачиваясь, словно баркас на волнах, укатил по корявой пустынной улице, кое-как освещенной несколькими тусклыми окнами одноэтажных домишек. Анетта поняла, что их завезли на какую-то окраину.
– Идем, идем, совсем немного осталось! – торопил Нечаев, увлекая ее в переулок, а она тащила за собой Эрику.
Залаял пес, ему откликнулся другой.
– Чтоб вы сдохли! – сказал им Нечаев и вдруг зашептал: – Аннушка, стой… назад… тихо…
Подпихивая ее локтем, он заставил Анетту с Эрикой пятиться.
– Стойте тут. Аннушка, держи, – он заставил Анетту взять тяжелый пистолет. – Коли что – беги прочь и дуреху уводи. А я пойду погляжу, что там за беда…
– Матушка Пресвятая Богородица… – прошептала Анетта вслед Нечаеву, который крался вдоль забора и вдруг исчез.
– Что случилось, сударыня? Что он вам дал? – спросила Эрика.