Переливающиеся цвета, реально-нереальные, закружились, гоняясь друг за другом, как щенок гоняется за своим хвостом, с такой скоростью, что начали расплываться. Ослепительный белый сверкнул перед Дуротаном, такой яркий и прекрасный, что он не мог заставить себя смотреть на него. Земля, Воздух, Огонь, Вода – они все пришли и теперь приветствовали величайшего из всех – Духа Жизни.

Молодой орк ничего не чувствовал с момента гибели отца. С того момента, когда он увидел, не успевая вовремя подбежать к Гараду, как вождь Северных Волков умер безоружным, Дуротан подавлял в себе чувства, чтобы казаться сильным в глазах клана, но сейчас он больше мог этого сделать. Его чувства были до боли обострены. Сердце переполняли любовь и мука, и орку казалось, что он этого не вынесет. Как может одинокое существо…

– Но ты не одинок, – раздался в его голове шепот. – Ты проживаешь жизнь со всеми ее радостями и страхами, ужасами и потерями, блаженством и могуществом. Ты хочешь стать вождем своего народа – удержи это все, всего на мгновение, и ты будешь достойным его. Твой народ боится и жаждет, смеется и плачет, он живет – пойми это, Дуротан, сын Гарада. Пойми это и уважай это!

Дуротан почувствовал, как его растягивают, придают другую форму, отливают заново, чтобы он вместил в себя больше, чем когда-либо раньше. Он был всего лишь одним из орков, но что такое вождь, как не опекун своего народа? И как он может действовать ради их блага, если не почувствует их по-настоящему? Дрожа от страха, Дуротан принял это испытание Жизни. Он был переполнен до краев и даже больше, он стал таким огромным, что…

А затем все прошло.

Они все исчезли.

Он открыл глаза и увидел мир, который показался ему странно плоским и лишенным цвета. Его сердце сильно стучало в груди, легкие вздымались, но Дуротан снова стал самим собой и снова был один. На мгновение это одиночество стало для него почти непосильным грузом, его было так же трудно выносить, как раньше – переполненность кланом, но в конце концов это ощущение тоже прошло.

Взгляд его сфокусировался. Он увидел мать, стоящую возле погребального костра отца, губы ее изогнулись в легкой улыбке. Ее глаза уже не были мокрыми от горя, они блестели от гордости. Дуротан, у которого кружилась голова после того, как Духи покинули его, вглядывался в лица, знакомые, как его собственное отражение в луже воды, но теперь также чужие, новые своей неожиданно драгоценной красотой, трепетной сущностью жизни.

Северные Волки следовали за его отцом. Теперь они будут следовать за ним. Он будет делать то, что для них лучше всего, как всегда стремился поступать Гарад. Дуротан попытался заговорить, но его сердце так переполняла буря эмоций, что он не мог найти нужные слова.

– Духи приняли тебя, Дуротан, сын Гарада, сына Дуркоша, – прозвучал голос Дрек’Тара. – А вы, Северные Волки?

Раздавшиеся в ответ приветственные крики были оглушительными. Дуротан встал на ноги. Он поднял сжатые в кулаки руки вверх, выгнул спину, откинулся назад, и из его груди вырвался вопль радости и надежды.

После того, как крик умолк, новый вождь Северных Волков повернулся к Дрек’Тару. В ушах у него стоял звон, сердце было полно до краев. И только когда Дуротан посмотрел на мрачное лицо шамана, он понял, что, несмотря на полученное одобрение Духов, не все хорошо в их мире.

7

После этой церемонии Гейя подожгла костер, который должен был поглотить тело ее мужа. Они с сыном стояли рядом, в карауле, когда пламя охватило растопку, потом разгорелось, создав стену из света и жара, защищающую от холода и темноты, от наползающих вечерних теней. Дуротан вспомнил прыжок Духа Огня и все его бесчисленные оттенки цветов, снова увидел их внутренним взором, глядя на языки пламени погребального костра. Члены клана подходили к нему всю ночь и подбрасывали дрова, чтобы костер горел жарко, и тело Гарада превратилось в пепел. Когда солнце показалось из-за горизонта, все было кончено. Огонь поглотил Гарада. Воздух разметал его пепел. Вода вернет его на Землю, которая радушно примет его в почву. Жизнь Гарада закончилась, но все же она продолжается.

Когда церемония завершилась, Дуротан подошел к матери, чувствуя скованность во всем теле от такого долгого стояния рядом с костром. Но не успел он заговорить, как она сказала:

– Я приказала перенести твои вещи в хижину вождя. А в твою хижину перееду я.

«Конечно», – понял Дуротан. Он жил в отдельной хижине со времени первой охоты. Теперь, когда он стал вождем при весьма горестных обстоятельствах, он должен вернуться в ту хижину, где появился на свет. Как бы он хотел, чтобы это не произошло так рано!

– Ты всегда обо всем заботишься раньше, чем я успеваю об этом подумать, – печально ответил он.

Мать попыталась улыбнуться.

– Я – Хранительница законов. Мой долг – помнить обычаи. А ты и без того будешь очень занят в ближайшее время. Даже слишком.

– Не беспокойся, Гейя, – раздался голос Оргрима. – Я позабочусь, чтобы наш вождь поспал, даже если мне придется самому его вырубить.

Гейя кивнула и молча пошла к хижине, которая отныне станет ее домом и где она сможет горевать в одиночестве. Дуротан смотрел ей вслед, а потом повернулся к другу.

– Мать сказала, что у меня в следующие несколько дней будет много обязанностей.

Оргрим рассмеялся.

– Если под словом «много» она имела в виду «несколько сотен», тогда да, – ответил он.

– Мне понадобится кто-нибудь, кто бы мне с ними помог, – сказал Дуротан. – Тот, кому я могу полностью доверять. Кто мог бы возглавить клан, если со мной что-то случится.

Оргрим был сильным, уравновешенным и очень способным. Казалось, его ничто не может вывести из равновесия. Но сейчас он широко раскрыл глаза.

– Я… Дуротан, я польщен. Я…

Дуротан положил ладонь на огромное, покатое плечо друга.

– У меня нет сил, и сердце болит от слов и обрядов, а Хранительница законов ушла в свою хижину. Прошу тебя… просто скажи «да».

Оргрим рассмеялся. А потом сказал «да».

Затем Дуротан встретился с Дрек’Таром, который рассказал молодому вождю, что он сам испытал во время ритуала. У Духов нет разногласий с новым вождем, но, как уже заподозрил Дуротан, что-то неладно.

– Гул’дану нельзя доверять, – напрямик заявил Дрек’Тар. – Духи… – Он несколько мгновений подыскивал слова, а потом покачал головой. – Я бы сказал, что они опасаются его, но такие слова и понятия к ним применять нельзя. Они и близко к нему бы не подошли, тем не менее… Насчет некоторых вещей этот колдун, – Дрек’Тар будто выплюнул это слово, – не лжет. Мир действительно меняется, мой юный вождь. Ты сменил отца, вероятно, в самое темное время в истории нашего клана. Наши невзгоды не закончатся. Они только будут расти.

– Но ведь Духи одобрили меня, – настаивал Дуротан. Он надеялся, что Дрек’Тар воспримет его слова в том значении, которое он в них вкладывал – как свидетельство своей озабоченности, а не как потребность услышать слова ободрения.